— О`кей, — отозвался тот, приняв решение. — Возвращаемся за топливом. У тебя есть запасные канистры? Мы возьмем их с собой.
Подумав, парень кивнул.
Багор поднял воротник курки, ежась от пронизывающего ветра.
«Надеюсь, Павлик, ты еще жив, — подумал он, закуривая. — Потому что теперь я в лепешку разобьюсь, но разыщу вас и получу с тебя мою долю. А может, я вообще заберу все…»
В то время, когда Багор принимал решение вернуться на берег, а запертый в душевой кабине Павел тщетно пытался освободиться от веревок, Весте снился странный сон.
Яхта на полной скорости мчится к берегу. Она стоит в рубке, устремив немигающий взгляд вперед. Откуда-то доносятся слабые вопли, больше смахивающие на скулеж издыхающей собаки.
Павел.
Кажется, он просит прощения.
Земля все ближе, и она видит, что на берегу толпятся люди.
Много людей.
Веста щурится.
Полиция?
Да, так и есть, среди любопытных мелькают люди в темно-синей форме. Ей кажется, что она может разглядеть нагрудные значки полицейских и даже блестящие пуговицы на униформе…
«Веста-а-а-а!» — протяжно воет Павел.
Яхта приближается к причалу, и Веста глушит мотор.
На берегу происходит оживление.
Вот неизменный Тейн с непроницаемым взглядом и худым лицом, черным и сморщенным как печеное яблоко.
«Я догадывался о том, что произойдет, миссис Веста, — красноречиво говорят его запавшие глаза. — Это просто счастье, что вы остались живы. Я никогда не стал бы доверять вашему мужу».
С проворностью юноши он ловит швартовочный канат, брошенный Вестой, и ловко накидывает петлю на причальный кнехт. Яхта слегка вздрагивает, будто сердясь, что ее совершенно незаслуженно посадили на поводок, как непослушного пса.
Веста медленно ступает по горячим доскам причала. Подошвы чувствуют шершавую поверхность задубевшего от времени и зноя дерева.
Полицейские, словно очнувшись, торопливо взбираются на яхту и спустя пару секунд выволакивают упирающегося Павла.
«Пожалуйста! Отпустите, не надо!!!» — визжит он, отчаянно сопротивляясь. Павла бьют под дых, заламывают руки и волокут на берег, один из полицейских защелкивает на его запястьях наручники.
«Веста, скажи им!.. так получилось!..» — рыдает Павел, но она едва ли обращает внимания на эти вопли.
Павел… Пася.
Пасенька.
Он умер для нее. Давно.
Еще тогда, в открытом океане, когда говорил про нее всякие мерзости…
Она устало покачивается, колени подгибаются.
Сил нет. Просто хочется сесть, прямо здесь, на шершавые горячие доски, и ничего не делать. Забыть обо всем, подставив разгоряченное лицо морскому бризу.
Пляж быстро пустеет, и ветер непринужденно, словно играясь, треплет ее свалявшиеся волосы.
Она снова одна.
Одна.
И тут же вздрагивает, слыша за своей широкой спиной тихое:
Голос осторожный и проникновенный, однако вместе с тем женщина буквально каждой порой чувствует, как от этого голоса по ее коже словно прошлись чьи-то заледенелые пальцы. Она медленно оборачивается, меняясь в лице. Истошный крик разывает грудь, готовясь исторгнуться наружу, как цунами, однако с губ срывается едва слышный писк.
На палубе стоял Сергей. Ее брат, убитый несколько лет назад.
На нем тот самый иссиня-черный фрак, в котором он выступал в тот злополучный день. Из груди торчит нож, загнанный почти по самую рукоятку. Узкие фалды фрака болтаются изгрызенными лохмотьями, словно Сергей удирал от бешеной собаки, и та все-таки успела цапнуть клыками часть его
