перемалывающее камень. Но такие чудовищные Поля редки, и нет сведений о том, что ими можно управлять в принципе.
Есть Поля Смерти не столь мощные, но от того не менее коварные. Попав в него можно сразу и не понять, что забрел в смертоносную ловушку – и поле будет переваривать тебя медленно, как медуза крохотную рыбку. В некоторых из таких «медленных» Полей Смерти наблюдаются поразительные деформации времени и пространства. И зачастую, находясь внутри такой ловушки, невозможно отличить реальность от иллюзии.
А хуже того – в них часто иллюзии становятся реальностью.
– Ты себе ничего такого не навоображал? – Зигфрид покрутил в воздухе пальцем в пыльной перчатке. – Ну, пока прятался в своем подземелье.
– Я не прятался! – огрызнулся Книжник.
– Прости, друг. Ты понял, что я хотел сказать…
– Да понял я! Думаешь, Поле срисовало наши страхи, превратив в реальность?
Зигфрид развел руками. Книжник мрачно кивнул:
– Хотел бы я, чтобы все это оказалось лишь плодом моего больного воображения… – он метнул исподлобья хмурый взгляд Зигфриду. – Да! Я боялся! Переживал за наших! Я хотел успеть – выбраться на поверхность и сообщить все, что узнал о противнике! И да – рисовал в башке всякие апокалиптические картинки. А как я могу справиться со своим воображением?!
– Не кипятись, Ник. Если все, что мы видим – проделки Поля Смерти с нашим разумом, то, может, не все потеряно. Вспомни, во что Поле Смерти превратило ВДНХ?
Книжник помнил ту давнюю историю. Целая область пространства под воздействием Поля Смерти стала просто игрой воображения одного- единственного существа – Буки.
– А что мы можем? – мрачно фыркнул Книжник.
Скорее, по инерции. Потому как сам вдруг поверил: у них появилась хоть крохотная – но надежда.
– Что мы можем? – повторил Зигфрид. – Можем принять все, как есть. Согласиться, что Кремль мертв и Форт мертв, что все наши близкие сгинули и нам остается лишь доживать свой недолгий век, смирившись с поражением…
Слушая тяжелые, как капли свинца, слова друга, Книжник вжал голову в плечи. С каждым словом он ощущал, как его оставляют жизненные силы – ведь сама жизнь теряла сейчас смысл. У них не было будущего – оно погибло вместе с последним островком цивилизации, которым до последнего оставался Кремль.
– …а можем погибнуть в бою, как мужчины, забрав с собой как можно больше врагов, – продолжил Зигфрид. – Да, нам не одолеть эту силу, но нанести ей урон мы еще сможем.
Книжник едва заметно кивнул. Зигфрид прав. Умереть с честью для него – легко и приятно. Его друг – духовный наследник викингов. И даже если он не верит в Валгаллу и бессмертие павших в бою воинов, смысл последнего боя у него в крови. Но это утешительное чувство, присущее весту, не грело бывшего кремлевского семинариста. Ведь его воспитывали совсем в другом духе.
Главное для него – не умереть, пусть даже красиво и с честью. Главное – сохранить и передать в будущее чудом сохраненные крупицы цивилизации и культуры. А потому даже в такой критической ситуации путь Книжника хоть чуточку, но будет отличаться от пути Зигфрида.
– Ты прав, – тихо сказал Книжник. – Мы можем погибнуть в бою. Но если есть хоть малейший шанс что-то изменить – давай попытаемся его использовать.
– Ты считаешь, такой шанс у нас есть? – Зигфрид недоверчиво прищурился.
– Я верю, – тихо сказал Книжник. – Я просто верю. Потому что ничего, кроме веры, у меня не осталось. И если суждено погибнуть – я хоть буду знать, что сделал все, что мог. В Поле Смерти все иллюзорно – пространство и время, причина и следствие. Если удастся добраться до того, кто сплел этот смертельный клубок…
Книжник замолчал. У него просто слова застряли в горле, к которому подкатил удушливый ком. Не хватало только разреветься, как девчонка. Он очень хотел верить в то, о чем говорил. Но вера утекала сквозь пальцы, как пыль, оседавшая на руины Кремля.
– Я бы многое отдал за то, чтобы ты оказался прав, – проговорил Зигфрид. – И если понадобится, отдам за это жизнь.
– Да ну тебя к лешему! – неожиданно рассердился Книжник. – Что ты заладил: «Отдам жизнь, мы все умрем» и все такое?! А если не умрем?! Вдруг это ты наваляешь гадам, как то обычно и происходит?!
– Об этом я не подумал, – задумчиво произнес вест. – Может, и наваляю.
Даже провел рукавом по лбу, как бы прогоняя наваждение.
Они переглянулись. И вдруг расхохотались – не с облегчением даже, а с каким-то остервенением – ведь ничего смешного в происходящем не было. Но стало немного легче. Нет лучше средства для прояснения разума, чем смех. Смех прогоняет любое наваждение, рассеивает любую ложь. Главное – не потерять такое короткое прояснение рассудка в этом ядовитом тумане.
– Вот черт… – продолжая криво улыбаться, сказал Зигфрид. – Это все Поле проклятое так на мозги давит.
– Ну так давай действовать, пока нам окончательно не выжгло нейроны… – сказал Книжник.
