буфетах сельских автовокзалов и на дальних задворках наших детских воспоминаний:
– Не больше трех в одни руки!
Даля и Хлоя восхищенно переглянулись. Еще немного, и они бы расхохотались, да и сама Нонна едва сдерживала смех, но ночной гость повел себя как черт знает что: криво улыбнулся, кивнул и заплакал. Ну, то есть не зарыдал в голос, но по его румяной щеке скатилась самая настоящая слеза, настолько крупная, что ее существование невозможно было игнорировать. И смеяться сразу стало неловко. Свинство смеяться, когда на твоем пороге плачет взрослый человек.
– Извините, – почти беззвучно сказал он. – Просто… ну, как-то внезапно это все. Я же не верил. Приехал сюда, вернее даже прилетел из Берлина и сразу пошел вас искать, но на самом деле не верил. Твердо знал, что он меня разыграл.
«Еще как разыграл!» – хором подумали три подруги. «По шее бы ему надавать за такие шутки, кем бы он ни был», – сердито добавила про себя Даля. «Все-таки мальчишки – ужасные дураки», – с удивившей ее саму нежностью вздохнула Хлоя. А Нонна, чье буйное воображение чрезвычайно удачно уравновешивалось здравым смыслом, сказала:
– По-моему, вам надо выпить.
И поставила перед гостем рюмку с кальвадосом, которую буквально за секунду до его появления наполнила для себя, чтобы опытным путем выяснить, зачем люди пьют с горя и что при этом чувствуют. А вдруг действительно помогает? Однако даже начать эксперимент не успела. Вечно так.
Ну, не то чтобы с такого уж великого горя, но повод печалиться у Нонны, Дали и Хлои был. Дела в их общем кафе «Музыка и цветы» шли совсем неважно, пора было это признать. Как раз сегодня в очередной раз расплатились за аренду, а вечером, дождавшись ухода последнего из тридцати четырех – за весь, мать его, долгий день! – посетителей, сели подбивать баланс. Без особого удивления выяснили, что за последний месяц едва-едва вышли в ноль, и это при том, что все, включая бухгалтерию и уборку, делали сами, а арендная плата пока была невелика: помещение принадлежало Далиному троюродному брату, который согласился в первый год брать с них вдвое меньше средней рыночной цены, чтобы дать возможность наладить бизнес. До истечения срока оставалось четыре месяца – май и все лето. Промежуточный итог оптимизма, мягко говоря, не внушал.
Это не было для хозяек «Музыки и цветов» настоящей катастрофой. То есть им не грозила перспектива остаться с голыми задницами без крыши над головой. С трусами и крышами у них все было более-менее в порядке, даже в долги не залезли, вложили в кафе только свои многолетние сбережения, время, труд, смутные, но упоительные надежды, остатки былой храбрости и наивные юношеские мечты о собственном идеальном, самом лучшем в мире кафе. Даже название «Музыка и цветы» придумали еще на первом курсе, как им казалось, очень удачное. Люди часто шутят, описывая неожиданно накатившее лирическое настроение: «Хочется музыки и цветов», – и вот теперь всем будет ясно, куда в таких случаях надо идти. Выяснив, что в арендованном помещении несколько лет назад был цветочный магазин, обрадовались совпадению: значит именно так и назовем. Ради полного соответствия названию всегда держали на стойке несколько свежих букетов; впрочем, их никогда никто не покупал. Что касается музыки, у каждой была обширная фонотека, и вот наконец-то пришло время их объединить. По воскресеньям, закрыв кафе, варили кастрюлю глинтвейна и составляли плей-лист на следующую неделю, неизменно засиживались чуть ли не до утра, но по домам расходились не усталые, а радостно возбужденные, как в юности со свиданий. Посмеивались над собой: любовь зла.
Еще как зла.
Так все отлично продумали, до мельчайших деталей, работали, не покладая рук, но дело почему-то шло ни шатко, ни валко, многочисленные прохожие равнодушно топали мимо, не обращая внимания на яркую вывеску, сулящую свежую выпечку и отличные скидки на кофе, например, сегодня – влюбленным парам, а завтра – всем, чье имя начинается на букву «А». Реальность оказалась скучной сердитой теткой без капли воображения, каждый день она повторяла все громче и настойчивей: «Убирайтесь отсюда, девчонки, не путайтесь под ногами, неужели сами до сих пор не поняли: люди распрекрасно обходятся без вашего дурацкого кафе». И это, конечно, было особенно обидно, гораздо хуже, чем понапрасну потратить кучу денег, времени и усилий: выяснить, что твоя воплощенная мечта никому не нужна.
Но что ж теперь. Значит – так.
Вопрос, собственно, заключался в том, растягивать ли агонию до конца лета, или прикрыть кафе прямо сейчас. Умом подруги понимали, что за лето вряд ли что-то изменится к лучшему, однако все три сердца – инициаторы этой гиблой затеи – требовали бороться за «Музыку и цветы» до конца. У сердец был неплохой шанс настоять на своем, но тут внезапно сломалась новенькая кофе-машина. Получила задание приготовить латте для Дали и с блеском выступила в роли Брута. Такой вероломный удар.
Машина была дорогая, швейцарская; ясно, что на гарантии, но даже подумать страшно сколько времени уйдет на гарантийный ремонт. И чем все это время поить немногочисленных посетителей? Варить кофе в турках, которые стоят на полках для красоты? Не смешите. Мы так, пожалуй, в первый же день с ума сойдем. Да и клиенты вряд ли согласятся ждать каждую порцию четверть часа. Для френч-пресса придется закупить зерна классом повыше, о новомодном кемексе лучше даже не вспоминать. Проще уж сменить табличку на «Чайную», или вызвать с утра знакомого мастера. Который будет возиться, в лучшем случае, до обеда и обдерет их как липку, но все равно это самый разумный вариант.
В общем, руки у них окончательно опустились. Как ни крути, а поломка смыслообразующего кофейного агрегата в момент обсуждения ближайшего будущего – плохой знак.
