Кое-как наломав сухой коры и «жирных» веток поличинара, он вполз на карачках в пещеру. Странная она была – вход круглый, пол ровный… Да грот ли это?
– А нам все равно, – хрипел полковник, – а нам все равно… Пусть боимся мы… волка и сову…
Он дополз до тупика и растянулся на твердом и холодном.
– Нет, так дело не пойдет…
Кое-как привстав, Георгий соорудил костерок, запалил его, «домиком» сложив толстые куски коры. Огонь быстро согрел его. Последним усилием Кузьмичев подгреб под бок лубяных лоскутов и провалился в сон, как в третий обморок.
Когда он открыл глаза, в пещеру заглядывал белый свет голубого солнца, слабый, словно отцеженный через густую облачность. Георгий с трудом сел, шурша ворохом луба.
Сколько он провалялся? Ночь? Две ночи? Этого полковник не помнил. В теле были легкость и онемение. «Так я и не промыл рану, – запоздало повинился Кузьмичев. – Если загноится, будет мне… Отсюда до „Скорой помощи“ ох как далеко…»
Костер добросовестно горел полночи. Стоило подбросить на угли веточки поличинара, как их дутая кора принялась лопаться и брызгать млечным соком, горючим и тягучим. Огонь затрещал и вспыхнул, словно в костер солярки плеснули.
В стволах поднебесников копится жижица еще огнеопасней – пыхает, что твой соляр! – но не зубами же ствол ковырять…
И только теперь Кузьмичев сообразил, что тупика, в который он давеча уткнулся, больше нет – в гладкой каменной стене появился вход. Словно кто высверлил в стене идеальный круг.
– Не-е, – просипел Георгий, – таких пещер не бывает…
С большим трудом он поднялся с колен и тут же приткнулся к стене – дико закружилась голова. Новый вход расплылся и стал двоиться.
– Ух, как меня…
Хватаясь за камень и подволакивая ногу, Кузьмичев миновал круглый проем. Сделал еще два шага, и расслышал шорох – это закрывался люк. Метнуться назад он просто не успевал – не с его силенками сигать да прыгать.
Толстая крышка люка выползла из стены и плотно задвинула проход. Вот только мрак не наступил – слабое свечение пронизывало стоячий воздух, исходя от наклонных стен и плоского потолка, в шахматном порядке покрытых зелеными и желтыми панелями. Панели светились, не давая теней, но довольно-таки ярко, хоть читай.
Тяжело дыша, Кузьмичев оглянулся. Он стоял в обширном зале, где группками торчали прозрачные колонны, похожие на стеклянные трубы, по которым бежала подкрашенная синим вода. На огромных круглых столах помещались фосфоресцирующие шары на ножках, здорово смахивавшие на школьные глобусы. Высоченные прозрачные стеллажи, словно отлитые из хрусталя, разгораживали зал на три зоны, и в средней, там, где к стене примыкала наклонная доска пульта, сидел человек.
Перехватываясь за колонны, Георгий приблизился к пульту. Длинная, нескладная фигура неизвестного, затянутая во что-то схожее с трико белого цвета, скрючилась, положив вытянутую, как мяч для регби, голову на пульт и свесив до самого пола тонкую, костистую руку. Лицо человека было повернуто к Кузьмичеву – бледное, безбровое, очень похожее на истукана-моаи с острова Пасхи. Маленькие, близко посаженные глаза были открыты и блестели как пуговицы.
– Привет брату по разуму, – глухо проговорил Кузьмичев.
Пришелец, конечно, не ответил – он был давно и безнадежно мертв. Сколько он тут просидел, дожидаясь визита – год, десять, сто? Бог весть…
И это еще надо разобраться, кто из них пришелец! Костюм мертвого гуманоида был странен и немного смешон – обтягивающие шортики, обтягивающая… рубашка? И обтягивающие чулки.
– Длинный чулок, – усмехнулся полковник. – Лонгструмп[15].
Он прислушался и разобрал слабый звук – такой издает капля воды, падая в лужу или в полную бочку.
Добравшись до конца зала, Георгий обнаружил что-то вроде бака с толстыми белыми стенками. Воды в нем было до краю. Над баком висел пузатый цилиндр, встроенный в стену, и по капле цедил аш-два-о.
– Как вовремя…
Сняв остаток шлема с торчащими осколками и стащив присохший к ноге СК, Кузьмичев глянул на рану. Пулевое отверстие не задело никаких внутренностей, пронизало насквозь мышцу. Больно, но ничего, выживешь. Воспалилась, однако…
Георгий осторожно промыл рану и перевязал ее, кое-как разорвав футболку. Быстренько намочив лоскут, он обтер кровь с волос, справился с раной на голове и тоже перемотал.
– Голова обвязана, – сипло запел Кузьмичев, – кровь на рукаве…
Натягивать обратно серебристый спецкостюм полковник не стал – только сейчас он заметил, что в зале потеплело. Видать, иноземная автоматика среагировала на присутствие живого носителя разума, не вникая в подробности – свой он или чужой.
