Айана рассказала.
Дьоллох дрался, как герой. Зарубил, наверное, двоих… А может, двадцатку… Но вот третий враг, или какой-то неизвестный по счету, попал в грудь батасом. Слава Дэсегею, хоть не сильно ткнул, издалека и походя, а то ведь прикончил бы! Дьоллох, падая, рванул ворот. Укладка-то с хомусом возьми и вывались из пазухи. Из полости вшитой. Прямо под копыта угодила… Лошадь раздавила хомус, да не по разу прошлась. Другие кони и люди тоже топтали, пока Дьоллох не пришел в себя. Погнутый инструмент пополам развалился в руках. Язычок вовсе посеялся где-то…
– Хорошо, что я Дьоллоха увидела. – Айана стрельнула в парня виноватыми глазами. – Бежала мимо совершенно случайно, гляжу – он, не он…
Встретились Эмчита с собакой. Кое-как, где ползком, где волоком оттащили ушибленного в ельник.
– Вот, – показала Айана разбитый хомус. Искореженные половинки повисли в пальцах печально, как мертвые крылышки. – Все, что осталось.
Плечи Дьоллоха затряслись. Разве они способны понять?! Его певучий, говорящий хомус принял страшный удар и не вынес, зная лишь негу и холу. Взмахнул теплым, согретым грудью друга крылом и вылетел, как птаха из клетушки, в кровавую лужу, в скверну и грязь… Не просто нужную вещицу, не обычную снасть певца-игруна потерял Дьоллох. Он потерял в битве лучшего товарища, без которого жизни не мыслил!
– Хомус, можно сказать, спас Дьоллоха, – подала голос знахарка. – Нож в укладку вонзился. А мог – в сердце… Грудь поболит, конечно, и спине изрядно досталось. Но не беда. Ушиб я растерла с мазями. Снадобья нынче с собой ношу – Эмчита похлопала по переметной суме на боку собаки. – Дня через три пройдет.
Еще с началом рассказа смолкли рыдания Лахсы. Женщина села, погладила сына по горбу.
– Ох, обошлось… Я-то уж плохое подумала.
Берё насторожил уши и глухо заворчал. Дьоллох поднял голову. Лицо его было мокро от слез.
– Чуешь стороннего, четырехглазый? – встревожилась Эмчита.
Пес уставился в ивовый куст, сморщил нос и обнажил клыки. Знахарка придержала за суму.
– Стой, – замотала поводок на левую руку. – Стой смирно… К ноге, кому говорю!
Берё продолжал рычать.
– Дура-баба, – с сердцем прошипел Манихай жене. – Топор где кинула?!
Все, и Дьоллох тоже, встали. Сын пошатнулся, Лахса подставила плечо. С другой стороны его обняла Айана. Манихай, тихо стеная и толкаясь, вылез вперед и задвинул супругу за спину.
– Где твой меч, певец? – приглушенно спросила Эмчита.
Щеки парня залил румянец:
– На поле…
Не воин – он и есть не воин! Горюя о любимой снасти, парень позабыл об оружии.
Пес залаял, начал одышливо рваться с поводка.
– Зарубят, глупый, – пробормотала знахарка и напряженно прислушалась к хрусту веток под чьими-то ногами. – Прекрати брехать, мешаешь мне…
Остальные оцепенели. Человек вышел из-за куста. Берё как будто что-то понял, умолк и тоже застыл с натянутым поводком.
Враг был молод, высок ростом и капризными чертами лица напомнил Дьоллоху Кинтея. Короткие пряди, точно черные змейки, вились вдоль висков и падали на глаза. Плотно сжатые губы перекосила злобная усмешка. Узорчатые латы и золотая нагрудная пластина с изображением хищной птицы выдавали в пришлеце человека высокого происхождения и воина высшего ранга. Но оружия при нем почему-то не оказалось. Сквозь негустую завесь волос просачивался безумный, не знающий жалости взор. Чужеземец всматривался в представших перед ним людей так жутко, что их пробрала холодная дрожь. Не упуская никого из виду, он быстро нагнулся и поднял опрометчиво оброненный Лахсой топор.
Воин стоял – сильный, жестокий, плечи вразмах, широко расставив ноги и поигрывая топором. Охватывал эленцев внимательным хозяйским взглядом. Наслаждался их испугом и не спешил. Некуда было ему торопиться.
«Неплохо, – размышлял воин, оттягивая мгновения. – Славный подарочек перед бесславным концом. Порублю на кусочки ненавистных жителей ненавистной долины. На мелкие кусочки! Размажу плоть йокудов – обеих старух, старика и горбуна – от куста до ели. С собаки живьем шкуру спущу… А девчонку покуда оставлю. Некрасивая, но забавная. С родинкой на лбу… Глазенки как бусинки…»
В голове Айаны распухал ужас. Понятно, что произойдет, когда страшный воин убьет всех. Ей не сбежать.
«Сейчас крикну, – накалялась Лахса. – Сейчас крикну. Сейчас…»
«Сейчас крикнет, – с тоской думал о жене Манихай, – и этот сразу набросится. Кричи не кричи – народ не услышит. Все-таки далеко от поля. Далеко…»
«Все из-за меня! – винился Дьоллох. – Из-за меня, себялюбивого болвана! Как смел приравнять к жизням людей гибель маленькой вещицы! Пусть даже лучшей на свете…»
«Надо, чтобы кто-то его отвлек, – хладнокровно рассчитывала Эмчита. – Но достанет ли у меня сил? Я слишком стара…»
Мужчина что-то молвил на гортанном чужом языке, и слепая знахарка встрепенулась. Высокий, надменный голос глубоко потряс ее. «Не вздумай
