твое дитя начнет записывать все, что когда-либо случится с сыном Черного бога, в великих скрижалях».
Едва дитя появилось на свет, Кюннэйя-Эмчита больше не слышала, не знала о нем. То есть думала, что не знает. А он – вот, лежит перед нею в беспамятстве, хворый сердцем, старый человек… Жили в одной долине почти бок о бок столько времени. Еле выносили друг друга. Жрец терпеть не мог знахарку, знахарка терпеть не могла жреца…
Эмчита сжала в ладонях бледное запястье сына. Кровь в его венах текла медленно, ток Сюра отзывался прерывистой трелью. Память, подхваченная вещими пальцами слепой, безудержной пращой понеслась назад.
Зрячие руки увидели мальчика по имени Гилэт. Он с утра до вечера носился в огромной каменной кухне. Совсем еще кроха, драил, мыл, чистил, приглядывал за капризным хозяйским чадом и снова чистил, мыл, драил… Руки Эмчиты высмотрели, как маловёсный господин, выкрав лук у отца, забрался на крышу и выстрелил в кухонного служку. Мальчик чуть не умер, долго болел, и лицо его навсегда осталось изувеченным. Потом обоих мальчишек поймал дикарь-кочевник и господин отдал ему Гилэта…
Когда Эмчита искала сына по городам и весям, он тоже исходил множество дорог. В память слепой с тихим шорохом пересыпались полные одиночества и напастей весны маленького бродяжки. Наверное, их пути не однажды пересекались. Ей вдруг припомнился городок, где она побиралась несколько месяцев, и крик торговки рыбой: «Он украл сома! Мальчишка со шрамом на лице украл сома!»
Эмчита подняла голову к небу. Из-под иссохшего века, не ведающего слез, выкатилась капля крови и потекла по щеке.
Мальчика не раз пытались забить до смерти, ломали ему ребра, сокрушили руку, которую мать теперь держала в ладонях… Он выжил. Упорно разыскивал старика с куцей бородкой, считая его своим дедом. Не знал, что верховный жрец, который предложил остаться в горном селенье озаренных, и есть тот самый человек. Став жрецом, бывший лекарь армии гилэтов Арагор взял себе другое имя: Ньика – Кающийся…
Слепая горячо возблагодарила верховного в мыслях. Он воспитал и обучил лекарской науке ее горемычное дитя. Посвятил в озаренные, открыл Имя Бога. Отрок получил имя Санда – Такой-же-как-все. Перед смертью Ньика благословил молодого жреца в далекий путь. Жаль, что ничего не рассказал питомцу. Должно быть, стыдился. Было чего стыдиться Арагору-Ньике, замаливать что…
Годы спустя Санда принял имя Сандал – Лучезарный. Почти в одно время с Эмчитой сын явился в Элен.
Как же долго живет ребенок в мужчине!.. Зрячие пальцы матери ласкали и гладили худую, жилистую руку своего старого мальчика. Зрячее сердце принимало в себя обиды его и вину. Незрячие глаза кровью плакали о бедной на любовь и нежность, изломанной жизни сына.
Кто-то коснулся плеча. Голос Нивани мягко сказал:
– Не опоздать бы, Эмчита.
– Не опоздаем, – разомкнула она уста и подскочила внезапно, словно земля возгорелась под нею. Воскликнула радостно: – Так вот почему я живу до сих пор – чтобы сыну продлить дыхание!
Люди затаенно молчали. Их огорошили кровавые слезы слепой. Не все тотчас же осмыслили то, что она молвила.
– Нет времени объяснять, – заторопилась знахарка, то укладывая поудобнее руки Сандала, то хватаясь за поводок Берё. – Нести далеко, к Матери Листвени… Я вложила в пращу почти все силы, нужна подмога… Скорее, скорее, солнце движется к вечеру!
Она чуть помедлила:
– И не смотрите на меня так, я все чувствую. Сандал – мой сын. Я только что поняла это.
Эмчита не помнила, как пересекли поле и вошли в ворота. Шагала рядом с носилками, держась за безвольную руку сына. Не слышала, как меняются носильщики, отрешенно отвечала на чьи-то вопросы. Подтверждала бездумно:
– Да, Сандал – мой сын.
– Мой сын.
– Да…
Хорсун спросил приглушенно:
– Его отец – гилэт?
Эмчита очнулась и опешила:
– С чего ты взял?
Старейшина стушевался:
– Носатый человек, когда они дрались, назвал Сандала гилэтом. Разговор был чужой, но я понял…
– Ты убил носатого Валаха.
– Откуда знаешь?
Слово цеплялось за слово, весна за весну. Весь остальной путь Эмчита с безмерным облегчением вспоминала вслух то, что было ее жизнью. Будто тяжкие камни – целая гора молчания – спадали с измаянных плеч: молчание Кюннэйи, жены знаменитого шамана Сарэла; Кюннэйи – похищенной гилэтами и родившей сына в стране мандров; Кюннэйи – ослепленной Дэлликом и превратившейся в лечею Эмчиту. Потом она рассказывала отрывки истории Сандала, выловленные из его памяти вещими пальцами.
