проворной! Я так наслаждаюсь вновь обретенной силой, что, лишь добравшись до деревянных мостков, ведущих на остров, замечаю, что рана снова кровоточит. Я чувствую горячую липкую кровь на моем меху. Но я должна двигаться дальше. Стражник, охраняющий вход на мостки, ходит вдоль дощатого настила, дыша на руки, чтобы они не замерзли. Он поглядывает по сторонам, как ему приказано, но с того места, откуда он смотрит, не видны даже черные кончики моих ушей. Я мчусь по мостику, соединяющему берег с островом, и бесшумно проскальзываю за заднюю стену кузницы. Я знаю, где спит мой принц, и выбираю прямой путь ко дворцу. Все вокруг спят. Когда я несусь мимо, ленивая собака, спящая в дверях хлева, охраняя коров, медленно поднимает голову, но этой ночью у нее нет охоты бегать: она слишком переела за пиршеством. Дверь в большой зал закрыта, и я начинаю гадать, как попасть внутрь, но в это мгновение она отворяется. Кто-то из жителей деревни вышел наружу, чтобы справить малую нужду. Пока он стоит лицом к стене, пуская на снег струю горячей желтой жидкости, я незаметно шмыгаю внутрь. В зале очень жарко, хотя огонь в центре уже догорел. Осталось несколько факелов, вдетых в кольца на стенах. Но на полу, прижавшись друг к другу, лежит огромное количество мужчин, женщин и детей, они сопят, храпят и наполняют воздух своим зловонием. Какими мерзкими могут быть люди! Я скольжу мимо спящих тел, скольжу осторожно, чтобы не разбудить дремлющих у огня охотничьих псов. В дальнем конце зала на возвышении стоит величественная кровать принца, отделенная от нескромных взоров тяжелыми занавесками. Я вижу моего принца – он одет, как и многие после столь длительных возлияний. Он лежит поверх одеял, рядом спит принцесса. Узнает ли он меня? Как он отреагирует, увидав меня в новом обличье? Удастся ли мне заставить его понять или же он подумает, что находится во власти кошмара? У меня все равно нет выбора – я должна попытаться. Не столько ради себя, сколько ради него. Принц спит, свесив руку. Я поднимаю голову и нюхаю его ладонь, щекоча ее усами. Он дергается во сне. Я встаю на задние лапы, кладу передние на край кровати и тычусь носом в его предплечье. Он шевелится, убирает руку с холода и, положив ее под голову, переворачивается на бок. По крайней мере, теперь он лежит лицом ко мне. Я запрыгиваю на кровать рядом с ним и несколько мгновений смотрю, как он спит. Мысль о том, чтобы лечь рядом, заманчива, но это стало бы моим последним поступком на земле. Я наклоняюсь над принцем, и капли крови из моей разбитой головы капают на его щеку. Он что-то бормочет и открывает глаза. Он вглядывается в меня сквозь дымную мглу, хмуря брови. Я вижу, что сейчас он попытается меня прогнать, чтобы снова заснуть. Как же мне заставить его понять, кто я? Если начнется шум и охотничьи псы проснутся, то мне конец. Когда принц пытается взмахом руки согнать меня с кровати, я вместо того, чтобы убежать, не двигаюсь с места. Складка между его бровями становится глубже, потом, озадаченный моим странным поведением, он поднимает голову. Он дотрагивается пальцами до пятна крови на щеке и видит зияющую рану между моих ушей.
– Брысь! – шепчет он, взмахивая одной рукой, и в то же время начинает приподниматься на кровати, опираясь на другую. Я слышу, как неподалеку, с другой стороны плотной занавески, услышав голос хозяина, зашевелилась борзая. Я должна что-то сделать, чтобы заставить принца понять, заставить его увидеть, но что? Я чувствую, как у меня начинает кружиться голова, как мои члены теряют силу дикого зверька. Скоро от раны на голове я лишусь чувств. Я открываю рот, но в нынешнем обличье я не могу говорить. Остался только один путь. Я возношу мольбу богам, чтобы мои действия не оказались слишком медленными. Я не смею отойти от принца, потому что теперь его собаки отыщут меня наверняка. Я быстро растягиваюсь на кровати подле Бринаха. Он еще не совсем проснулся и слишком ошарашен, чтобы отреагировать грубо, и прежде чем он успевает прийти в себя и согнать меня с места, я закрываю косые глаза и позволяю себе покинуть это мохнатое тело и принять мое истинное обличье. Пока мое тело снова меняет форму, я погружена в темноту – я не могу увидеть изумление, появляющееся на лице моего принца, когда он видит, как маленький лесной зверек, распростертый рядом с ним, трепещет, как его тело становится полупрозрачным, пульсирует и распадается, чтобы чудесным образом обрести другую форму.
– Сирен! – Я слышу, как у Бринаха перехватывает дыхание. А затем чувствую, как меня подхватывают его сильные руки. Страшная боль вновь пронзает мою голову, и я опять погружаюсь в забытье.
Когда я пробуждаюсь, первым из всех чувств ко мне возвращается обоняние. Запах древесного дыма. Горьковатого дыма от горения дубовых сучьев, к которым поспешно добавлены ветви орешника, сырые и потому издающие шипение. Кроме этого я улавливаю запах мужского пота, одновременно сладковатый и кислый, и запах какого-то несвежего варева. Ко всему, как ни странно, примешивается аромат лаванды, которому, как мне кажется, здесь совсем не место. Я пробую открыть глаза, но это вызывает ужасную боль. Свет ранит глаза и раскалывает голову. Я вспоминаю, что ранена, и пытаюсь ощупать рану. Но руки словно налиты свинцом, движения неловки. От затраченного усилия, пусть и совсем ничтожного, я начинаю кашлять, захлебываясь из-за жуткой сухости во рту. Я глотаю воздух, и дым еще больше раздражает мои горло и нос.
Внезапно кто-то наклоняется надо мною, хватает за руки, не дает шевелиться! Я слышу какое-то невнятное бормотание, но не могу разобрать слов. Я тщусь бороться, но я слаба, как новорожденный ягненок. Мои глаза, хотя им и больно, открываются. Рядом с моим ложем на коленях стоит мужчина, он крепко держит меня, не давая ни подняться, ни вырваться из его хватки.
– Успокойся, женщина. Ты в безопасности. Все хорошо.
Звук его голоса мне знаком, но мысли путаются – я не могу сказать, кто это. И я сомневаюсь в правдивости его слов. Я хочу ответить, хочу закричать на него, но из пересохшего горла вырывается только хрип. Мужчина подносит к моим губам кружку с водой и велит пить. Внезапно я обнаруживаю, что меня мучает адская жажда; я бы залпом осушила сосуд, если бы мой пленитель не остановил меня.
– Не так быстро! Ха! – крякает он, отбирая чашку. – Никогда еще не видел, чтобы человек так радовался не доброму элю, а простой воде.
Теперь, когда горло смочено водой, мне становится легче дышать. Глаза вновь начинают видеть.
