Долгий путь к маленькой сердитой планете

Охан зажмурились.

– Нет, – сказали они. – Не смогли бы. Мы бы превратились в кого-то другого.

Вечером Эшби сидел один у себя в каюте, расшнуровывая ботинки. Он уже наполовину расправился со вторым ботинком, когда дверь в каюту без предупреждения распахнулась настежь. В дверях стояла Сиссикс, растопорщив оперение.

– Ты что, спятил, твою мать?

Вздохнув, Эшби снова взялся за шнурки.

– Зайди и закрой за собой дверь.

Сиссикс остановилась перед ним, подбоченившись.

– Киззи говорит, что есть лекарство. Лекарство от того, что убивает Охан. Которое сохранит его способность заниматься навигацией и притом продлит его жизнь на целое столетие. Она говорит, что вы только что вернулись с планеты, полной здоровых, счастливых сианатов, готовых это подтвердить. И, судя по всему, прямо сейчас лекарство находится у нас в лазарете, а ты собираешься дать ему пылиться без дела, в то время как Охан бьется в предсмертных судорогах в луже собственных выделений.

Эшби поднял на нее взгляд.

– Ты упорно говоришь об Охан в единственном числе.

– Да, потому что до меня наконец дошло, что Охан – это одно существо, больной, которому нужна наша помощь.

– Сиссикс, от меня тут ничего не зависит. Что ты от меня хочешь? Чтобы я связал Охан и насильно ввел им лекарство?

– Если это потребуется.

– Ты говоришь глупости. Я их капитан, а не… судья.

– Ты его друг, и ты спокойно смотришь, как он умирает!

– Я предоставил им выбор, Сиссикс! Они знают о том, что лекарство здесь! Черт возьми, что еще я могу сделать? – Эшби отшвырнул ботинок. – Сиссикс, тут нечто большее, чем больной, отказывающийся от лечения. Речь идет обо всей культуре Охан. Об их религии.

– Сейчас ты рассуждаешь как долбаный человек! Нужно отойти в сторону и позволить галактике заниматься тем, чем она пожелает, и только потому, что вас переполняет чувство вины за то, как вы изуродовали свой собственный вид, и посему вы боитесь взять инициативу в свои руки!

– Как там говорится у вашего народа? – сказал Эшби, поднимаясь на ноги. – Иск сет икс киф? Пусть каждый идет своим путем?

– Это совершенно другое дело! – сверкнула глазами Сиссикс.

– Как это?

– Наша пословица учит не вмешиваться в дела других, если не происходит ничего плохого. А тут плохое происходит, Эшби. Охан умирает!

– Если бы я посоветовал тебе вернуться на Хашкат и забрать своих детей, чтобы они жили здесь с тобой, ты бы так поступила?

– О чем ты говоришь?

– Если бы я сказал тебе, что твое отношение к собственным детям как к совершенно посторонним существам оскорбляет все до одной клетки моего вскормленного молоком тела млекопитающего и что как твой капитан я требую, чтобы ты следовала человеческому моральному кодексу…

– Это же совершенно другое дело, Эшби, ты сам это прекрасно понимаешь…

– Или если бы я захотел быть действительно старомодным, – понизил голос Эшби, – я мог бы тебе сказать, что не подобает двум членам моего экипажа совокупляться. Знаешь, среди капитанов-людей по-прежнему есть те, кто за такое немедленно списывает с корабля. Они считают, что в дальнем походе это очень плохая штука.

Сиссикс застыла.

– Как ты… – Она тряхнула головой. – Это не твое дело!

– Это не мое дело? – рассмеялся Эшби. – Я твой брат пера, Сиссикс. С каких это пор не мое дело знать такие вещи? С каких это пор аандриски держат такое при себе? Если только, разумеется, ты не делаешь личные уступки человеческим правилам приличия…

– Эшби, заткнись! – Подойдя к иллюминатору, Сиссикс оперлась о подоконник и какое-то время молча стояла так. – Я даже не знаю Охана. И не только потому, что он почти не говорит с нами. Я имею в виду, когда он раскрывает рот, я не знаю, он сам говорит, что не хочет исцелиться, или его заставляет так сказать вирус. Я не знаю, кто это говорит, он или та дрянь, которой заражен его мозг.

– Для Охан это одно и то же. И, по всей видимости, это ближе к истине. Дело вовсе не в том, что вирус является разумным существом. Просто… он меняет его. Их.

Сиссикс долго молча смотрела на него.

– Пойми меня, ты ведь сам испытываешь то же самое. – Гнев быстро вытекал из ее голоса. Оперение постепенно разглаживалось. Она опустилась на койку. – Эшби, мне это не нравится. Мне нет дела до того, насколько хорошо я знаю Охана. Мне не нравится терять свою родню.

Подсев к ней, Эшби взял ее за руку.