– Красивый, – кивнула она.
– Сделал собственными руками. Клапанная сталь. Не ржавеет, отлично держит заточку. Если найдете копейку, он ваш.
– Где-то была…
Дина Аркадьевна взяла сумку, достала кошелек.
– Только двушка.
– Годится! – Я забрал монету. – Позвоню вам из автомата. Пользуйтесь!
– Ох, Сергей! – Она погрозила пальцем. – Шустрый ты парень. Ладно. Налей своей сладкой водочки! Обмоем…
В Минск я приехал утром. Автобус довез меня к общежитию. Я бросил сумку у порога, сходил в душ и завалился спать. А что, у меня отпуск – выпросил у начальства три дня. Отнеслись с пониманием. Спросонья я слышал, как пришел Коля и как чуть позже ушел. В женский корпус направился, куда же еще? Я провалился и проснулся от стука в дверь. Зевая, встал, накинул спортивный костюм и открыл. Лиля!
– Здравствуй, любимый! – Меня обняли и поцеловали. – Чего сонный?
– Сосед по купе храпел, – пожаловался я. – Глаз не сомкнул.
– Как съездил?
– Замечательно! Кое-кому подарки привез. Дефицит, специфический.
– Показывай! – заволновалась Лиля.
Я выложил из сумки сверток. Она схватила и развернула бумагу. На кровать выпали пакеты с колготками и оба лифчика.
– Сережа…
– Мы с тобой без двух минут муж и жена, – сказал я. – Почему бы не купить?
– Там же, наверное, очередь была. И ты стоял?
– Чего не сделаешь ради любимой! – развел я руками.
Меня немедленно поцеловали. Затем направились в туалет – примерить.
– Давай здесь! – возразил я. – Я хочу это видеть. Заслужил.
Лиля поколебалась и стащила кофточку. Я наблюдал за процессом с воодушевлением. Она не обращала на меня внимания – щупала и разглядывала покупку.
– Ой, да здесь кружева!
– Не жмет, не режет? – поинтересовался я. – С размером угадал?
– Немножко великоват, но я ваты подложу, – махнула рукой Лиля. – Я и с нашими так делаю. А это импорт. У меня такого никогда не было. Сереженька!
Меня еще раз поцеловали и убежали в туалет. Зеркало у нас только там. Из туалета Лиля вернулись за другим лифчиком и убежала вновь. Затем пришла очередь колготок. Ну, это не эротично. Пользуясь тем, что обо мне забыли, я достал «Эрику» и водрузил на стол. Снял чехол-чемоданчик и застучал по клавишам. Поначалу на это не обратили внимания. Но затем вихрь, что метался по комнате, застыл. Через мгновение в ухо мне задышали.
– Это что?
– Пишущая машинка «Эрика». Немецкая.
– Дай!
Меня буквально столкнули со стула.
– Эй! – возмутился я.
Меня не услышали. Лиля самозабвенно молотила по клавишам. Включала регистр, меняла интервал, устанавливала поля. Я присел на койку. Пусть натешится. Наконец Лиля перестала печатать и задумчиво посмотрела на меня. И этот взгляд мне не понравился.
– Это я себе купил, – поспешил я.
– Почему себе? – В ее голосе слышалось возмущение.
– Буду прямо на машинке писать. Как Хемингуэй.
– Ты не Хемингуэй! – Тонкий пальчик обличающе ткнул меня в грудь. – Кроме того, у него не было такой, как я. Будешь спорить?
– Не буду, – согласился я. – Такой, как ты, точно не было.
– Вот и хорошо! – Она застопорила каретку и накрыла «Эрику» чехлом. – Я ее забираю.
– Эй! – возмутился я. – Грабеж. Лифчики – тебе, колготки – тебе, теперь и машинка – тебе. А мы, что, не люди?
– Машинка – нам! – возразила она. – Я буду печатать твои рукописи. Если хочешь, под диктовку. А лифчики… Могу выделить тебе один. – Она прыснула.
– Ага! – вздохнул я. – Сейчас надену и пойду по общежитию. Мигом спецбригаду вызовут. Совести у тебя нет!
– Зато есть любовь.
