глубокий порез, который обескровил ее быстрее, чем убийца успел запереть туалетную дверь. Он не собирался там задерживаться, но нужно было доделать кое-какую работу.
Разбив аккуратно раковину умывальника, Старик ее обломком проломил Петьке висок, а осколок поменьше и поострее воткнул в рану у него на шее. Из кармана у мертвеца торчал бумажник, распухший от юаней, но мститель устоял перед соблазном поправить заодно свое финансовое положение. А вот перед соблазном оставить автограф уже не устоял. Этого потребовал демон, который не успокоился бы, забудь Старик о столь важной детали.
Старик удружил ему, и он действительно угомонился. А случившееся очень кстати землетрясение позволило убийце выскользнуть под шумок из бара тем же путем, каким он туда проник. Этот же катаклизм был объявлен в итоге убийцей Дерюги-младшего. Хотя пьяницу и без сейсмических толчков шатало так, что никто бы не удивился, разбей он себе насмерть башку в любой другой день.
Насытившийся адреналином и кровью демон снова уснул. И, кажется, крепко. Потому что когда Старик вляпался в неприятности с чулымцами, внутри у него ничего не зажглось и не заклокотало. Он счел это добрым знаком. И был не против отдать тысячу юаней, лишь бы его и дальше не потянуло на кровавые подвиги.
Беда пришла оттуда, откуда он ее совсем не ждал…
Любопытно, но даже сегодня утром, когда пробудившийся демон вовсю жаждал крови, Старик был уверен, что не поддастся ему. Наверное, потому что пленник слишком устал и оголодал. Но у человека, посаженного в темный сарай без окон, волей-неволей обостряется слух. А обладатель столь чуткого слуха, как у Старика, мог и вовсе уловить хруст ветки в радиусе полукилометра. Так что прибытие на базу четырнадцати человек с оружием не осталось им незамеченным.
До него долетало бренчание антабок, щелчки пристегиваемых магазинов, клацанье затворов и стрекотание настроечных винтов-фиксаторов оружейной оптики. Разговаривали гости негромко, но Старик все равно услышал, что они собираются поохотиться на зверя. Вот только на какого, если вокруг Погорельска давно не водилось ни зверей, ни птиц?
И все эти люди попрятались, когда их главарь по кличке Мизгирь выпускал Старика на свободу. Вернее, это они думали, что спрятались, но пленник знал, что они сидят поблизости, сразу за домом. И что оружие по-прежнему у них в руках.
«Зверем» они считали его, Старика. Какая неожиданность! Что ж, они почти угадали: живущего в нем демона можно было назвать и так. И если Старик был измучен и готов от безысходности подставить свой лоб под пулю, демон наотрез отказался с этим мириться. И, убив Старика прежде, чем в того полетели пули, вновь захватил себе тело, над которым уже имел когда-то полную власть.
Старик умер. А его новую… или, вернее, не до конца забытую старую личность звали иначе – Морок. И с ним истязатели были еще не знакомы.
Они не слышали Морока, зато он прекрасно слышал их. И смеялся над ними, когда они, выстроившись в цепь, отправились в погоню, думая, что он удирает от них на север со всех ног. Но он, добежав до первого поворота, скрылся за деревьями, сделал по лесу петлю и вернулся назад. Тогда, когда на базе остался всего один мучитель, да к тому же хромой…
С квадроциклом Мороку не повезло, но он счел это не неудачей, а знаком судьбы. Похоже, она не хотела отпускать его отсюда ценой малой крови. В какую бы сторону он ни отправился, стрельбаны на машинах вскоре его настигнут. Теперь они поумнели, и для них это была уже не охота, а война. А в войне они знали толк. Мизгирь сам признался, что воевал на стороне «восточных», как, видимо, и его приятели.
Заслышав шум двигателя, Морок стремглав бросился в глубь леса. Кто-то ехал по следам квадроцикла, который нельзя было не заметить с дороги. Сколько бы человек ни сидело в машине, даже если один или двое, Морок не собирался ввязываться с ними в открытый бой. Это было не в его правилах.
Именно поэтому он не любил огнестрельное оружие, стараясь как можно реже брать его в руки. Возможность убить противника издали дает человеку самоуверенность, и он перестает трезво оценивать обстановку и свои силы. Особенно если он вдобавок плохой стрелок. А Морок стрелял отвратительно. Причиной тому был грохот выстрела, причиняющий боль его чувствительным ушам. А когда он ждал боли, у него не получалось сосредоточиться на цели.
То ли дело ножи и другие подручные предметы! В каждом из них, по мнению Морока, был заключен дух смерти, который он умел выпускать на свободу. Порой ему казалось, что многие вещи сами этого требовали. Как, например, те шампуры, которыми он добил еще живого стрельбана. Или мангал с углями, что так и просил ткнуть в него лицом умирающего негодяя. Морок считал, что он видит истинную суть вещей. И если у них были острые углы или кромки, эти вещи создавались для того, чтобы сеять смерть. Ибо все на свете в конечном итоге двигалось к смерти. А Морок был всего лишь скромным посредником между нею и живыми.
Шагая по лесу быстрой походкой, он ощущал себя лет на двадцать моложе. А главное, счастливее! И куда подевался тот Старик со скрипучими суставами, больной спиной и боязнью встревать в неприятности? Зачем вообще он сопротивлялся, пытаясь казаться не тем, кем был в действительности? Наверное, поэтому он и чувствовал себя старым, так как все его силы уходили на дурацкую борьбу с самим собой.
К счастью, унылые времена закончились, и им на смену пришли новые, гораздо более яркие и интересные.
В отличие от Старика с его скудными запросами, Морок умел по-настоящему радоваться жизни. Даже воздух, и тот стал казаться ему чище и свежее. А чужая запекшаяся кровь у него на лице была словно боевая раскраска, придающая ему злости. Он взбирался на склоны, не чувствуя усталости, а когда
