рюкзака выпорхнул голубь, который, хлопая крыльями, тут же заметался по комнате. Прочие «святые» оторопели не меньше Никодима, а начальник даже вскочил со стула.
Не растерялся лишь вестник Смерти, ведь для него это не стало неожиданностью. Он поймал голубя в разрушенной голубятне на краю города. Что стало с ее хозяином, которого Морок немного знал, неведомо. Но раз он бросил любимых «почтарей» в закрытой клетке на произвол судьбы, значит, скорее всего, был мертв. Морок открыл клетку и выпустил птиц, но прихватил одну с собой. У него в голове уже созрел план вторжения к «святым», но он все еще гадал, как в решающий момент отвлечь их внимание. И окончательный ответ на этот вопрос он нашел, когда увидел голубей.
Голубь продолжал метаться по комнате, а «святые» удивленно глядели на его суматошный полет. За что и поплатились, так как им надо было следить за другой «птицей».
Врезав стоящему рядом «святому» ребром ладони по кадыку, Морок выхватил у него из поясных ножен тесак. После чего, вскочив на стол, раскроил начальнику череп. А затем прямо со стола прыгнул на Никодима, которого толкнул в лицо и шарахнул головой о стену.
Все случилось настолько стремительно, что «святые» даже не успели дать отпор. Когда рецидивист остановился, голубь все еще хлопал крыльями под потолком, но хозяевам было уже не до него. Один из них, упав на колени, разинул рот, держался за горло и хрипел. Второй, с разрубленной до переносицы головой, обливался кровью и бился на полу в предсмертных судорогах, при этом его немигающие глаза смотрели в разные стороны. Умиротвореннее всех выглядел третий. Он просто лежал, оглушенный, и напоминал бы спящего, кабы не его открытые закатившиеся глаза.
Лишь теперь «святой» с поврежденным горлом отважился на неуклюжее сопротивление. Потянувшись к кобуре, он, впрочем, не успел выхватить пистолет. За него это сделал вестник Смерти. Лягнув противника, Морок повалил его на спину, а затем уселся на него верхом и разоружил.
– Плохо дело, да? – с наигранным сочувствием осведомился Морок у врага, что вытаращил глаза и хватал ртом воздух. – Так и задохнуться недолго. Но ты не волнуйся, брат Елизар. Сейчас я тебя спасу.
Он взглянул на пистолет и удовлетворенно кивнул. Это был «кольт-1911», редкая для здешних мест, но знакомая «пушка». Вонзив тесак в пол, Морок разобрал оружие на части и оставил в руке лишь ствол. Потом другой рукой выдернул нож, нащупал у Елизара ниже кадыка гортань и, аккуратно проткнув ее острием тесака, вставил пистолетный ствол в это отверстие.
Из шеи «святого» текла кровь, но он не обратил на нее внимание, сделав первый глоток вожделенного кислорода. И продолжил втягивать его через вставленную в гортань стальную трубку. Ее диаметр был почти двенадцать миллиметров, но этого не хватало, чтобы быстро отдышаться, да еще таким способом. Елизар продолжал судорожно втягивать воздух, и на его лице была написана паника.
– Дыши спокойнее. Постарайся не кашлять, – посоветовал Морок, отойдя от спасенного. – Сначала будет трудно, но вскорости полегчает. И не делай резких движений. А лучше вообще не шевелись, чтобы не учащалось дыхание. Трубку тоже придерживай, а то выпадет. Ты понял?
«Святой» покивал. Насчет него можно было не волноваться – он уже не мог драться. А если бы и рискнул, тут же осознал бы тщетность этого из-за недостатка воздуха. И все же Морок на всякий случай унес подальше его оружие. После чего забрал у него наручники и пошел к оглушенному Никодиму.
Этому «святому» хирургическая помощь не требовалась. Но прежде чем Морок выплеснул ему на голову ковш воды, его пришлось оттащить в другой конец помещения и пристегнуть наручниками к клетке. Сразу двумя парами – за каждую руку. Отчего Никодим оказался как бы распятым сидя и не мог ни встать, ни вообще сдвинуться с места.
А мертвый начальник так и лежал возле стола, ибо бездыханный труп был убийце совершенно неинтересен.
Закончив возиться с пленниками, он выглянул на улицу, убедился, что там ничего не изменилось, а потом вынес стул на середину комнаты и уселся на него перевести дух.
– Елизар и Никодим. Кому-то братья, а кому-то заклятые враги, – заговорил Морок, когда убедился, что оба пленника внимательно на него смотрят. – Честно сказать, не вас мне хотелось бы здесь встретить. Были у меня в Остроге среди вертухаев недруги посерьезнее. Такие, которых я резал бы по кусочкам в течение недель, прежде чем даровал бы им смерть. Но и вам я тоже рад, чего греха таить. Вам и начальнику Харитону. Жаль, что он умер до того, как я потолковал с ним по душам.
– И чего ты от нас добиваешься, падаль? – спросил прикованный к клетке Никодим.
– Эй! – Вестник Смерти погрозил ему пальцем. – Не смей мне грубить. Этим ты своему горю не поможешь. Скорее наоборот. Но я отвечу на твой вопрос. Все, что я хочу, – это чтобы вы вспомнили обиды, которые мне причинили.
«Святые» переглянулись. По их взглядам стало ясно, что им была поставлена нелегкая задача.
– Хорошо, напомню, – сжалился Морок, поняв, что не дождется от них ответа. – Ты, Никодим, как-то раз отлупил меня дубинкой по почкам, когда я замешкался, выполняя твой приказ. Было дело, не отрицай.
Лицо Никодима брезгливо скривилось. Он и не отнекивался. Хотя вряд ли в его памяти отложился тот случай, ведь его дубинка ходила по спинам острожников ежедневно и по многу раз.
– С тобой, Елизар, все сложнее, – продолжал Морок. – Аж два с половиной года ты бесил меня своей мерзкой привычкой харкать каждые пять минут. Особенно когда нес ночную вахту в жилом блоке. Пока ты заплевывал коридорный пол, я не мог уснуть, потому что меня с души воротит от этого звука. Словами не передать, какое я испытывал облегчение, когда у тебя случался выходной. А когда тебя перевели на другую должность, это был и вовсе
