Черноглазов или как там его…
– Чернобаев. Его звали Пахом Чернобаев, – уточнил комвзвода.
– Пусть так. Не суть важно, – отмахнулся Михеич. – А я тебе ответил, что эта шваль нам тогда по именам не представлялась. А кабы и представлялась, на кой мне тридцать лет держать в голове ее имена?
– Ага. В точности так ты и сказал, – подтвердил капитан. – Однако, похоже, чье-то имя ты все-таки припомнил, я прав?
– Не имя. Кличку. – Михеич отхлебнул из кружки и нахмурился. Так, словно не был уверен, нужно ли посвящать комвзвода и остальных в свои воспоминания. – Был у Мотыги один подручный. Змеюка, которую даже человеком сложно назвать. Мокрушник из числа тех, кто отродясь не ведал ни совести, ни жалости. Таким даже бабы, считай, не нужны – у них стояк бывает лишь при виде крови и распотрошенных трупов. Ух и злючий был гад! И скользкий. Большинство закопанных в округе мертвяков наверняка его рук дело, вот только доказательства нынче ищи-свищи.
– Ясно. А что там насчет клички? – напомнил Мизгирь. – Ты говоришь, что знаешь его кличку.
– Морок, – ответил Михеич. – Такое погоняло ему дали свои. Хотя он с мотыгинской братвой не особо якшался и в ее кутежах не участвовал. Нелюдимый был тип, все время в тени держался. По-настоящему корешился лишь с паханом, и только пахан мог его в узде держать. Отсюда и в лицо Морока мало кто знал. Зато его дела были у всех на слуху. И если вдруг Мотыга кого-то крепко невзлюбил, пиши пропало. Либо бедолагу потом вовек не отыщут, либо найдут мертвым, изувеченным и с автографом Морока на теле. Обычно – на роже, но он, бывало, и в других местах свой знак вырезал.
Стрельбаны переглянулись, но промолчали. Хотя каждый сразу догадался, как выглядел тот самый автограф и о ком вообще толкует дядя Вася. «Морок попутал» – эту фразу твердил Чернобаев перед тем, как его отпустили на свободу. Тогда она показалась бессмысленной, но теперь все становилось на свои места.
– Любил он клеймить свою мертвую клиентуру буквой «М», – подтвердил догадки охотников Михеич. – И не только покойников. Вообще, где хотел, там ее и рисовал. И ежели ты вдруг видел этот знак на своих дверях, тебе оставалось лишь заказать самому по себе панихиду и самому в гроб лечь. Так вот, парни, к чему я веду…
– Кажется, мы тебя поняли, дядя Вася, – перебил его Мизгирь. – Буква «М», которую нарисовал на водокачке Хан перед тем, как застрелился… Ты думаешь, что это сделал не он, а Морок?
– Кабы и впрямь думал, то сказал бы без обиняков, – ответил старик. – Но тут есть одна закавыка – эта тварь давным-давно мертва.
– А ты уверен?
– Хм… – Михеич задумчиво пригладил бороду. – Ну своими глазами я его труп не видел, если ты об этом. Только когда Морок отбросил копыта, о его смерти шептались на каждом углу. Ходили пересуды, что у него нашлись серьезные враги, которые поймали его и разрубили на части. А эти окровавленные куски выложили затем под окном Мотыги буквой «М». Вроде намекнули, что и он вскорости отправится следом за своей дохлой гадюкой. Но тут они просчитались. Семен после этого верховодил своей шоблой еще года четыре. И лишь Дерюжные в конце концов взяли его за жабры.
– А что с убийствами? После смерти Морока их стало меньше?
– Может, и не стало. Но его клеймо с тех пор вроде бы нигде не появлялось. А этот сучий потрох был ну очень самолюбив, чтобы оставлять за собой неподписанные трупы. Вот все и решили, что слухи о его смерти были правдой.
– Ты кому-нибудь еще рассказывал об этом, дядя Вася? – поинтересовался комвзвода.
– Слушай, Мизгирь, за кого ты меня принимаешь? – Старик отставил пустую кружку и поглядел на капитана с укоризной. – У меня хоть и песок из задницы сыплется, но я пока из ума не выжил. И не стал бы пугать без того напуганных людей такими историями. А еще я скумекал, что когда мне задают вопросы про бандитскую шоблу, что лютовала здесь аж во времена Уральских войн, это неспроста. Не иначе, какая-то отрыжка тех скверных лет вернулась в наши края и снова отравляет жизнь честным людям. Сначала ты спрашиваешь про Чернобаева, а потом я вижу другой привет из прошлого – знак Морока. Может ли Чернобаев оказаться им? Почему нет, если эта дрянь все-таки уцелела и дожила до седых волос. Может ли Чернобаев выдавать себя за давно издохшего кореша? Опять же как знать. Но так или иначе, хорошего здесь ничего нет. И всем нам теперь надо спать вполглаза.
– Прости за недоверие, дядя Вася, – извинился Мизгирь. – Ты все понимаешь и делаешь абсолютно верно. Поэтому скажу тебе как другу: мы убеждены, что Чернобаев и Морок – одно и то же лицо. И он не умер. Последнюю четверть века он просидел в Святом Остроге и вышел на свободу этим летом. Она-то, похоже, и вскружила ему голову, после чего мерзавец взялся за старое.
– А за что его туда упекли? – спросил Михеич.
– Мутная история, – ответил капитан. – За давностью лет уже не докопаешься, кто в ней был прав, а кто виноват. Чернобаев рассказывал своим знакомым, что за ним охотились пятеро убийц, но он выследил их первым. И когда они собрались в одном баре, Пахом ворвался туда и убил их всех. Однако затем удача от него отвернулась. Он попытался скрыться, но его схватила полиция. А потом его судили и приговорили к максимальному в те годы сроку. Вот только полиция, видимо, так и не узнала, кого она на самом деле арестовала. Ведь если бы узнала, мы бы сегодня о Мороке не говорили.
– Убей он в том баре невиновных, его бы точно поставили к стенке, – рассудил дядя Вася. – Но раз не поставили, значит, те пятеро и вправду были убийцами, угрожавшими Мороку.
– Очевидно, так, – согласился комвзвода. – К тому же Чернобаев убил их кухонным ножом, а у них наверняка имелись при себе «стволы» – тоже
