Англичане превышали числом, но французы дрались отчаянно. И вместо того чтобы воспользоваться своим преимуществом, англичане неожиданно дрогнули. Один из них даже оглянулся и посмотрел на белое знамя Жанны. Его французский противник воспользовался замешательством врага и вонзил меч ему в горло, в небольшой зазор между шлемом и латным воротником.
Дравшийся рядом с ним солдат закричал и бросился к бульвару, надеясь там укрыться от неминуемой смерти. Габриэль пришпорил коня, погнался за бегущим и сбил его с ног. Он был еще жив, когда Габриэль развернул коня и, низко свисая, вонзил меч в узкую расщелину шлема.
Англичане гибли как мухи, падали или пытались спастись бегством. С победными криками французы их преследовали бурным потоком, о котором говорила Жанна. Некоторые пытались сопротивляться, отчаянно, но бессмысленно и безрезультатно. Большинство сразу же сдавалось, моля о пощаде.
Габриэль посмотрел на свой окровавленный меч и почувствовал легкую тошноту и головокружение. «Он убегал, – подумал он. – Должен был сдаться. Тогда я бы его пощадил».
Ему хотелось верить, что это не запоздалые оправдания убийства.
С отвратительным чувством он повернулся туда, где среди боя на белом коне с белым знаменем металась Жанна. Шлем она сняла, и все видели ее лицо, которое сияло неземным светом.
– За Францию! – кричала Жанна. – За Францию! Через пять дней осада будет снята, англичане побегут от наших ворот!
И Габриэль верил ей.
21
– Невероятно! – сказала Виктория, когда Саймон вернулся в коридор памяти. – Ее меч повернул ход сражения. С ним она абсолютно непобедима.
– Но она этого совершенно не понимает, – сказал Саймон. – Ранее она сказала, что любит свое знамя в сорок раз сильнее, чем меч. Поэтому она не пользуется им в полную силу. Да, тамплиер или ассасин на ее месте был бы непобедим. Но только не Жанна, у нее иная сила.
– Трагическая ситуация, – сказала Виктория. – У нее в руках мощное оружие, и она умеет с ним обращаться… но не использует его в полной мере. Я думаю, почему ассасины так и не сделали попытки привлечь ее на свою сторону?
– Просто у нас нет сведений, что они пытались, – ответил Саймон. – Не мешало бы это выяснить. Хотя, думаю, нам не стоит сильно расстраиваться, что Жанна так никогда и не стала ассасином, учитывая, что в Столетней войне тамплиеры были на стороне Британии.
– Мы можем оставаться тамплиерами и вместе с тем сопереживать ассасинам. Ну хорошо. Мы сегодня отлично поработали, имеет смысл поставить на этом точку, – сказала Виктория, и Саймон понял, что ее решение твердое, но все же предпринял вялую попытку сопротивления.
– Подождите, – сказал он. – Настоящая битва только началась и…
– Я знаю, – прервала Виктория, снимая с него шлем. – Но мне не нравятся ваши показатели. У Габриэля это первая в его жизни битва, и у вас тоже, если не было тех, о которых я не знаю. Поэтому вам надо поесть и хорошо выспаться. Сегодня был длинный день.
Саймон ощетинился и отдернул руку, когда Виктория попыталась расстегнуть ремни.
– Не разговаривайте со мной, как с малолетним, – резко потребовал он. – Я прекрасно себя чувствую и намерен продолжить работу. – Он не хотел признаваться, что чувствовал зверский голод, но отвлекаться по такому пустяку было бы настоящей глупостью. Если они сейчас сделают перерыв и отправятся перекусить, ему придется ответить Анайе, а он хотел оттянуть этот момент. Честно признаться, это было как-то по-детски с его стороны. – Завтра пятый день, – протестовал Саймон. Его сердце учащенно забилось при мысли о том, как много тем и направлений они могут еще открыть. Он заставил себя не думать о манящих перспективах. – Мы должны завершить эпизод с Орлеаном, который открывает дорогу к коронации Карла, а затем Париж, а затем…
– Больше ни слова! – вновь оборвала его Виктория, и голос у нее прозвучал как никогда строго и категорично. – Я устала спорить с вами на каждом шагу. За короткий промежуток времени мы сделали очень много и, я думаю, можем установить, где Жанна потеряла меч. Это ваша работа, Саймон. И если вы будете слишком усталым, то не сможете заметить нужные детали.
Хэтэуэй вздохнул, признавая свое поражение, и спустился с платформы «Анимуса». Затем посмотрел на Викторию.
– Наша работа, – холодно и многозначительно произнес Саймон. – И она должна наглядно показать Алану Риккину ценность моего научного подхода.
– Нужно просто установить, как заставить этот меч, – Виктория кивнула в сторону деревянного футляра, – работать не как прославленный филейный нож, а как частица Эдема. Я видела его в действии. Алан Риккин тоже это увидит. Это восхитительно. Поразительно и незабываемо. И если вы установите, как вернуть мечу его сверхъестественную силу, это будет железобетонный аргумент в вашу пользу.
Разумеется, она была права. И вид у нее был изрядно утомленный. Саймону вдруг стало любопытно, что испытывает человек, который остается по ту сторону «Анимуса» и наблюдает за симуляцией, одновременно мониторя несколько процессов и будучи готовым в любую секунду, если возникнет необходимость, вернуть испытуемого в реальность.
Но это не объясняло и не извиняло ее резкость.
– Вы, доктор, ведете себя крайне непрофессионально, – сказал Саймон, сделав особое ударение на слове «доктор». – Я бы посоветовал вам
