Некоторое время они шли молча, в голове Саймона каруселью кружились мысли и предположения.
– Я доверяю твоей интуиции, – наконец сказал он. – Это ты у нас оперативный агент, не я. И что нам теперь делать?
– Думаю, на улице мы в безопасности. У нас нет жучков, я проверила до того, как мы вышли из такси.
Ну разумеется, она это сделала. Саймон вдруг пожалел, что съел рыбу с жареной картошкой. Еда застряла в желудке тяжелым комом.
– Ну, думаю, это неплохо.
– Ты можешь рассказать мне, над чем вы с ней работаете?
Это был проект высокого уровня конфиденциальности, и у Саймона не было права на добровольное предоставление информации, но он доверял Анайе и не видел причины, почему бы не обрисовать ей проект в общих чертах. И он кратко рассказал ей о своем новом подходе, о той помощи, которую ему оказывает Виктория, о частице Эдема номер 25 и, конечно же, о чудовищно сжатых сроках.
– Риккин сам ее назначил, и до последнего момента это были хорошие партнерские отношения.
– Если не считать обмана.
– Да, если не считать обмана. Мне придется с ней работать, чтобы уложиться в сроки. А я хочу уложиться в эти чертовы сроки. И я не понимаю, зачем проект опутывать ложью. Если мой научный подход оправдает себя, выиграют все.
– Все? – уточнила Анайя.
Саймон задумался. Тамплиеры? Да. «Абстерго»? Возможно. Хотя трудно понять, как это повлияет на итоговую прибыль корпорации. Риккин? Несомненно!
– Все, – твердо ответил Хэтэуэй и задумался.
Если не о новом подходе и не о Жанне д’Арк, о чем еще они могли совещаться наедине? Какие, черт возьми, тайны тут могут быть?
– Я кое-что заметил, так, ерунда какая-то, но… я тут вечером возвращался домой, взял корпоративную машину и задремал в ней. И мне приснилось, что водитель говорит на латыни.
Анайя фыркнула:
– Ну, Саймон, только тебе такое могло присниться.
– Спасибо, теперь я чувствую себя еще глупее.
– Прости, продолжай.
Саймон рассказал, что в тот вечер он не узнал швейцара. Затем рассказал о том, что вот уже пару дней не видит в «Буре» Пола.
– Я хочу сказать, что все эти странности легко могут быть объяснены, – задумчиво заключил Хэтэуэй. – Латынь – составляющая часть проекта, над которым я работаю. Швейцар мог быть новичком или работать не в свою смену. А Пол мог взять отпуск, он его заслужил.
– Все верно, – согласилась Анайя. – Но мы тамплиеры, мы не можем себе позволить строить предположения и выдвигать гипотезы. – Женщина, не скрывая тревогу в глазах, заставила себя улыбнуться. – Думаю, – сказала она тихо, – мне стоит побывать в твоей квартире.
Они взяли такси и вернулись в офис «Абстерго», пересели в «ягуар» Саймона, приобретенный им два года назад, и поехали к нему. Всю дорогу они ехали молча. Саймон не знал, о чем говорить, о чем думать, и не хотел предполагать, что может случиться. Как только они вошли в квартиру, Анайя огляделась.
– Ты умеешь поддерживать порядок, – сказала она.
– Это нетрудно, когда ты практически не бываешь дома. Пропустишь стаканчик на ночь? – спросил он, надеясь, что голос не выдаст его напряжения. – Кажется, у меня есть отвратительный американский бурбон, который ты так любишь.
– Отлично, спасибо.
Не прикасаясь горлышком к краю стакана, чтобы не создавать пошлого позвякивания стекла, он плеснул в стакан бурбона, а себе налил «Макаллан» и едва сдержался, чтобы не выпить виски залпом.
Анайя бродила по гостиной, разглядывая красивую антикварную мебель, провела пальцем по кожаным корешкам старинных книг, прошла в кабинет.
– Когда ты допишешь свой роман? – спросила она, бросив взгляд на мягкое кожаное кресло у компьютера.
– Когда-нибудь.
Анайя поставила стакан на серебряный поднос, подмигнула и сказала:
– Позволь мне удалиться в одно место.
«Что происходит?» – недоумевал Саймон.
Через несколько минут Анайя вернулась, внимательно посмотрела на него и обвила его шею руками. Он нерешительно взял ее за талию и закрыл глаза, когда Кодари зашептала ему в самое ухо.
– Два жучка я уже нашла, – сообщила она. – В спальню заходить нет смысла. И в твоей машине еще один. Веди себя так, словно ты ничего не знаешь… и следи за тем, что ты говоришь и пишешь.
