Сила есть Право

Сила и право собственности перечёркивают множество грехов — приписываемых грехов, но мужчины и женщины (в особенности женщины) обладают чрезмерным запасом благосклонности и прощения — «дерзкого плохого мужчины», если он побеждает. Как уважают женщины мужчин львиной решительности и орлиных принципов, так отвергают они трусость, «хорошесть», слабость, женственность, проигрыш. Нет иного персонажа в истории, которому бы так бурно аплодировали со всех сторон, как храброму «плохому» бунтовщику и великому завоевателю.

Следовательно, бери своё золото, землю и власть любым способом. Если заплутаешь и собьёшься с одного пути, попробуй другой. Там, где есть воля, существует тысяча путей. Если изношенные и проторенные следы умышленно препятствуют тебе, прорубай, не колеблясь, новую дорогу через джунгли — для себя. Никогда не бери в расчёт проповедников и редакторов. Они наняты, чтобы ослепить и остановить тебя. И прежде всего не следуй за большинством, ибо оно скатывается вниз, только вниз по via del mortes[250] в бездну бедности, цепей и позора. Не отступай, не поворачивай ни влево, ни вправо, но маневрируй. Не проси ни утешения, ни сострадания. «Умереть смертью» лучше, чем сдаться и погибнуть — атакуй своего завоевателя. «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать его». Но при этом будь честен и возвышен, никогда не забывай, что храбрость (которая включает в себя все остальные добродетели) есть высшая мудрость — и материальный успех есть высшая цель мужчины. «Ввысь взойти должен ты или споткнуться — покориться или стать победителем — стать наковальней или молотом».[251]

Борьба и завоевание — здесь и сейчас, узри же! — завтра ты умрёшь! ты умрёшь! — и это есть твоя цель. Пусть идеал Наполеона станет твоим. Наполеон был Дарвином, восседающим на коне. Обращаясь к оборванной и голодной итальянской армии, он произнёс такие слова: «Солдаты! Богатство ждёт вас внизу на плодородных равнинах — (равнинах Италии)… Так что же, у вас не хватает силы духа и отваги?» События доказали, что у них не было недостатка ни в силе духа, ни в отваге.

Поэтому награбленное в Италии, в том числе и хранившиеся в великом Венецианском банке сокровища, было разделено между ними. И абсолютно везде главенствовал такой же подход, и он всегда будет главенствовать. Эта земля существует для того, чтобы её брали, а золото — чтобы его загребали,[252] и слава, и сила, и песня для храбрых, для отважных, для сильных — и ни для кого более. Следовательно, будь Наполеоном — не будь Христом.

Бери свою собственность любым методом, который покажется тебе самым лёгким. Обращаясь к экономическим терминам, «покупай власть в самом дешёвом магазине и продавай её в самом дорогом». Удовлетвори свои надежды на жизнь, как делают это львы и орлы, то есть по направлениям, где сопротивление наименьшее — так же, как это делают растения, что растут в тёмном погребе. Они жаждут достичь солнечного света самым прямым путём.

Презирай все кичливые советы о том, что правильно, а что неправильно. Решай сам для себя, что правильно, а что неправильно. Получай собственность честно, если ты можешь, но помни, что «бизнес есть бизнес». («М-р Сесил Родс под непрерывным пятнадцатиминутным огнём захватил и увёл стадо скота».[253])

Жизнь есть жизнь, а поражение есть ад. Подчиняйся своему внутреннему голосу! Он никогда не заблуждается. Это твоя подлинная душа. Будь Дарвином в действии. Совершая благородные поступки, не мечтай о них всю свою жизнь.

«Моральные принципы», — говорите вы! Что есть морализмы, если они парализуют ваш мозг и руку? Не являются ли они искусственными человеческими постановлениями, к тому же ещё и освящёнными, но вовсе не естественными, достойными уважения, необходимыми и истинными? Моральные кодексы — чёрный террор презренных трусов.

Этические принципы христианства, судя по ежедневному развитию, есть принципы насмехающегося, подлого, лицемерного дьявола — если дьявол есть.

2

Читатели должны чётко понимать, что сексуальная мораль никоим образом не осуждается на этих страницах. Во всех сексуальных отношениях (как и во всём остальном) «мораль» есть то, что диктует сила. Женщины были хрупкими существами и в свои лучшие времена, и, возможно, в глубине своих сердец они хранят неограниченное количество любовников. Для благополучия вида и для сохранности потомства они должны содержаться в полном подчинении. Мужчина пленял и содержал их, а охранять их необходимо, чтобы держать «на цепи», как это было всегда. Горе ему, и горе им, и горе нашей расе, если когда-нибудь эти любвеобильные создания освободятся от подчинения и станут правителями или хотя бы равными мужчине. (Но это невозможно.) С древнейших времён мужчина пленял свою жену силой или хитростью, и до сего дня он делает то же самое. Свадебные церемонии символизируют его право собственности — его добычу. Свадебное кольцо есть звено цепи, эмблема того, что доисторический новобрачный сажал на цепь свою «любимую» в пещере и держал её так до тех пор, пока она не становилась ручной, послушной и отвечающей взаимностью.

Сексуальная дегенерация, которая так распространилась среди нас сегодня, есть результат христианской цивилизации, то есть измельчания мужчины и наделения женщины равными с ним правами. Пока муж остаётся абсолютным императором в своих четырёх стенах, осквернение супружеского ложа (сейчас столь обычное и столь отвратительное) совершиться не может. Если его жена и незваный гость осмеливаются обесчестить его, то смерть обоих — самое эффективное средство устрашения. Его дочерям, контролируемым с такой же жёсткостью, не будет дозволено обручиться с первым попавшимся Диком, Томом или Гарри, который пройдёт мимо, глупо улыбнувшись, но они «отдадутся» мужчинам, которые рождены в хорошем роду, или которые доказали свою наследственную мужественность и твёрдость — в кровавой битве.

Наглое вмешательство церкви и государства в сексуальные отношения постепенно превращает мужчину в полное ничтожество и устанавливает систему организованного конкубината или, скорее, промискуитета.[254] Записи наших бракоразводных процессов показывают, что супружеская измена распространяется, как ничем не сдерживаемый пожар. Известный ньюйоркец публично утверждал, что две трети «замужних» женщин в этом городе систематически неверны, а толстый отвратительный священник (по имени Муди) открыто советует своим овечкам-самкам открыть радости «божественной свободы» на этой фабрике проституток — на бракоразводном процессе.

Женщина есть на две трети матка. Оставшаяся треть есть сплетение нервов и сентиментальности. «Эмансипировать» женщину — значит отдать её на нежную милость духовных лиц, которые научились «играть» на её эмоциональности. Символ веры становится неправомерно влиятельными и даже пытается диктовать «долг мужчины». С течением времени дьявольские теории пасторов стали вдохновлять политиков и править нациями. После чего государство стало диктатором личности. Мужчина обесценивается, в то время как подобно мерзкому потоку наступает дегенерация и социалистическая гибридность.

Проституция (по найму) также есть прямой результат неестественных условий, привнесённых и установленных согласованным инфернализмом государственных деятелей и прелатов. Во многих странах эта отвратительная вещь «регулируется» законом, и во всех великих городах это является надёжным источником доходов не только для полиции, но и для каждого, кто делает инвестиции в недвижимое имущество или в банковские бумаги. Большой город есть большая язва, а язва есть явный симптом наследственного отравления крови. Несомненно, разрушение Содома и Гоморры [255] было достойным делом.

Если все наши современные Содомы стереть с лица земли, то как природа в её неизменной чистоте будет торжествовать и ликовать! Как она будет обволакивать их руины и крошить могильные холмы в огне сверкающей славы!

Если развитие будет продолжаться в том же духе, что и сейчас, то недалеко то время, когда будет искренне провозглашено: «Нет в Америке супружества». Ужасная угроза мужскому населению исходит от диктатуры рабского большинства в этом и во всех остальных делах. Под благовидной формой бракоразводного процесса была устроена дьявольская махинация, посредством которой некогда чистые саксонские завоеватели Северной Америки быстро превращаются в стада полусоциалистических любителей свободной любви.

Святость домашнего очага исчезает. Больше нельзя утверждать, что «мой дом — моя крепость». Браков заключается сегодня всё меньше и меньше, а воспитание детей государством находится в самом расцвете. Семейная жизнь исчезает под разлагающим влиянием государственного вмешательства и пасторского благословения.

Посмотрите на Францию, где (с ростом государственного надзора) неограниченное властвование мужа доведено до состояния просто-напросто домысла — и что вы видите? Нация погрязла в коммунистическом эротизме, словно в стигийском[256] коллекторе. Неверность французских женщин печально известна, они практикуют самые ужасные сексуальные вакханалии и с удовольствием смеются над ними. Их промискуитет стал неприкрытым, и это, дополненное сопутствующей самостерилизацией, быстро превращает когда-то всесильную французскую федерацию в слабое и разлагающееся племя ничтожных маразматических человечков, прячущихся под всезащищающим крылом азиатского деспота.

Право мужчины на обладание своей женой как собственностью происходит не от церкви, государства или голосов большинства. Оно неотъемлемо от самого мужчины. Оно вошло в действие пленением и продолжалось пленением, смягчённым, конечно же, взаимным влечением, [257] взаимной терпимостью, и родительской любовью. Оно существовало до того, как было изобретено государственное чудовище, и оно должно оставаться неприкосновенным, даже если для этого церковь и государство (эти дьявольские близнецы) должны быть полностью уничтожены. Христианская церковь начала сношения между римскими рабами и сирийскими проститутками. Сам её основатель был плодом тайной связи. Он никогда так и не женился, но всю жизнь сожительствовал с публичными девками, париями и раскаявшимися грешницами. Своим молчанием в одном весьма известном случае он простил адюльтер,[258] также он вкрадчиво устанавливает, что в его туманном раю (который, как утверждают социалисты, анархисты и прочие священники, «придёт» на землю) «ни женятся, ни выходят замуж».[259]

В течение первых трёх веков слово «христиане» было другим названием «свободных любовников» — встречающихся в катакомбах и других тайных местах, с целью насладиться промискуитетом до того, как придёт «конец света» — событие, которое они ожидали каждый день на протяжении трёх сотен лет.

Прокажённая омерзительность средневековых общин и современного монашества слишком хорошо известна, она заслуживает не более, чем краткого упоминания. «Кельи, где обитает загнанный в стойло онанизм», так же общеизвестны, как и неестественны. Не только ложа давших обет безбрачия мужчин и женщин, но и ризницы церквей и храмов всегда были рассадниками разврата, совращения и всевозможной нечистоты.

«Шлюха есть сестра во Христе, и бродяга есть брат во Христе», — утверждает «наш дорогой товарищ В. Т. Стид», а уж он-то должен знать. Не пробовал ли он сценически «побыть Христом» (смотри «Лиза Армстронг и Современный Вавилон»), чтобы заработать свой честный пенни?[260]

Из уважения к предубеждениям варваров (после вторжений Алариха и Аттилы[261]) ранняя церковь отвергла свою коммунистическую идею свободных любовников. Но, чтобы получить святейшее одобрение и письменный авторитетный источник для перехода «на другую сторону», огромным тиражом были изданы и должным образом распространены по всей Европе подделанные монахами «Апостольские Евангелия».

Сегодня, с пришествием торжествующей демократии, все низменные рабские практики старины вновь активно возрождаются.

Поистине! Поистине! Торжествующая демократия, твоё искусство — ложь! — Торжествующее истребление! — Торжествующий амфимиксис!