– Роберт поставит вам временную печать, – объяснил Митчелл. – Держится пару месяцев.
– Вы, правда, такое можете?
– Новейшая разработка. Наши умельцы расстарались – в целях государственной необходимости. От настоящей отличается только сроком годности. Применяется однократно, в экстренных случаях. Уйма побочных эффектов, рука будет болеть неделю, а то и две. Возможен полный паралич конечности. Это меньшее, что я могу для вас сделать.
Похожий на довольного майского жука Роберт крепко схватил Ульрикову ладонь, обработал какой-то химической дрянью, ничуть не удивившись жутким шрамам. Достал из саквояжа три шприца и ввел их мутно-серое содержимое под кожу.
Ульрик стиснул зубы: по венам потек расплавленный свинец. Одна за другой вспыхивали золотом буквы, складываясь в знакомое с детства слово. Ульрик не верил глазам.
– Сначала я воссоздам старую печать, – виновато сказал Роберт-Майский-Жук, – она лучше приживется. Затем на ее основе сделаю любую другую. Ну-с, кем изволите быть?
Из саквояжа на свет появился увитый проводами и трубками механизм – вроде изобретения Коммивояжера, только «Билли» в комплект не входил.
– Оставьте эту, – Ульрик выдернул ладонь из цепких пальцев. – Мне нравится.
– Как будет угодно, – и бровью не повел Роберт. Защелкнул саквояж, снял перчатки и был таков.
Ульрик зачарованно рассматривал письмена Древних. Новая старая печать нестерпимо жгла руку, но в остальном выглядела так же, как и любая другая, не отличишь.
– Не желаете проверить? – Митчелл протянул ладонь для рукопожатия.
Ульрик протянул в ответ свою, впервые в жизни не стесняясь печати.
«Слава богу, – подумал он. – Я умру неудачником».
С уходом Ульрика Блэткоч зажил обычной жизнью. Преступники незамедлительно покинули тюрьму, где им приходилось сидеть по очереди – на всех желающих мест не хватало. Окна приюта «Милый дом» обзавелись решетками с прутьями еще толще прежних, а ослепительный свет вновь горел в коридорах и комнатах ночи напролет.
Куда-то запропастившаяся Башня больше показываться не желала. Впрочем, блэткочцы судачили о ней без прежней охоты. Многие всерьез задумались о переезде, чем немало напугали жителей окрестных городов.
…Нейтан, с мечом наперевес, патрулировал свою комнату.
…Инкогнитус лежал на мостовой с ящиком в обнимку, и никто не спешил ему на выручку.
…Джен сидела с Пушистиком на коленях. Под окнами горел фонарь, единственный на всю Светлую: железный столб до сих пор украшал огромный алый бант. Вот свет мигнул и погас, улица погрузилась во тьму.
Сверху, из комнаты Питера, донесся яростный писк.
Ульрик лежал на жесткой койке и время от времени щелкал пальцами. Печать послушно вспыхивала золотом, легко различимая даже в полумраке камеры. Казалось, от печати исходил не только свет, но и тепло. Это было, как встретить старого друга. С визита Митчелла прошло полтора месяца, но буквы не стали тусклее. Печать исчезнет через пару недель, но это неважно – завтра его казнят.
Или нет?
Этим утром, когда он мерил шагами тесный прогулочный дворик, сверху упал конверт. Ульрик задрал голову и обнаружил, что в проволочной сетке проделана дыра. На фоне серого неба мелькнул размытый силуэт то ли птицы, то ли летучей мыши.
Вскрыв конверт, Ульрик прочел:
