Я кивнула, не понимая, при чём здесь эта психосоматика, Арсений же, видя мою растерянность, поторопился объяснить:
– Только не смейся. Я сначала думал, что это мой воспалённый мозг играет со мной в игры. Всё-таки госкарцер – это не шутки, и к седьмому дню я там реально начал сходить с ума. Мне казалось, что каждая из отметин на моём теле начинала болеть уже после того, как исчезла. Словно вместе с ней исчезала часть моего прошлого: шрам на колене, который я заработал, когда мы с отцом ходили на рыбалку. Плохо сросшийся перелом на левом мизинце… Словно что-то забирало часть моего прошлого, не спросив на то позволения. А я не готов был расстаться с этими воспоминаниями… Я как последний псих каждое утро тщательно рассматривал себя, словно ребёнок, только знакомящийся с особенностями своего тела… А потом мне стали сниться сны.
Мы одновременно задержали дыхание, потому что говорить об этом даже сейчас было странно. Даже после того, что между нами было. После всего случившегося со мной и после историй о нанороботах поверить в то, что нам целый месяц снились одинаковые сны, совершенно неожиданно оказалось просто невозможно.
– И однажды ночью, – прокашлявшись, продолжил Арсений, медленно подбирая слова, – уже не в карцере, в посёлке, в очередной раз проснувшись после просмотра порнофильма с тобой в главной роли, изнывая от желания, которое не ослабляли освоенные ещё в подростковом возрасте методы, я…
Северов гулко сглотнул, дёрнув острым кадыком, и вдруг смущённо отвел глаза.
– Ты? – подсказала я, уже догадываясь, что вызвало его стыд.
– Я не пытался покончить с собой, – пробормотал Арсений. – Я просто подумал, что если старые шрамы исчезли без следа, то новые мне не грозят.
– И?
– И я отправился в лазарет, – тяжело вздохнул и всё-таки спрятал от меня свои невыносимые кофейные глаза, прижавшись лбом к моему плечу. – Было очень поздно, как я и сказал, поэтому мне пришлось забираться через окно. Свет включать не хотелось. И долго рылся в шкафчиках в темноте, пытаясь найти скальпели и кровоостанавливающие средства, на случай, если я всё-таки сошел с ума и никакой повышенной регенерацией моё тело не обладает. Так меня и нашла Берёза. Посреди процедурной, с красными от бессонницы глазами, с закатанным до локтя рукавом и со скальпелем, который я прижимал к запястью.
Я недоверчиво хмыкнула, представив себе общую картинку.
– Угу, – разделил со мной веселье Северов. – Только я всё равно завершил свой эксперимент, правда, уже утром, когда брился. А Берёза до сих пор думает, что тогда ночью удержала меня от необдуманного поступка.
Меня вдруг накрыл приступ совершенно немотивированной ревности. Захотелось спросить, каким образом она его удерживала, и почему именно она, а не кто-то другой пришёл за ним ночью в лазарет. От странной злости зазвенело в ушах. Я рванулась, выворачиваясь из тёплых объятий, но Арсений мягко удержал меня на месте.
– Не надо, – попросил он. – Так хорошо. Давай ещё постоим.
И я успокоилась, точно так же быстро, как вспылила. Закрыла глаза, окунаясь в исходящую от Северова надёжную силу.
– Я порезался, когда брился, – повторил Арсений. – И даже расстроился немножко, когда выяснил, что в моих жилах по-прежнему течёт красная кровь. Тогда как я уже почти уверовал в голубую.
– Ведь неспроста же это, я чувствую! – воскликнул, заглядывая мне в лицо. – Шрамы, сны, болезнь, волшебным образом испарившаяся, стоило тебе ступить на порог… Ты нужна мне!
И вдруг сжал так сильно, что я едва смогла сдержать болезненный стон. Болезненный и в то же время восторженный. Нужна!
– Чем я отличаюсь от Цезаря? – сбивчиво зашептал парень. – Я точно такой же: не хочу тебя отпускать, не хочу тебя ни с кем делить. Проклятье! Ты, должно быть, меня ненавидишь. С одной стороны он, с другой – долбанные пришельцы, теперь ещё и я пытаюсь урвать свой кусок. Мы, словно стая взбесившихся псов, что дерутся, ничего не видя вокруг, из-за сахарной косточки…
Я решительно накрыла ладонью его рот и произнесла:
– Я выбрала тебя. Прекрати. Не сравнивай себя с ним.
Стало немного зябко от мысли, что в чём-то Северов, пожалуй, прав. Он так же непримиримо добивается своего, так же эгоистичен в выборе методов, пожалуй, даже в чём-то жесток. И вместе с тем, между ним и Цезарем пропасть шириной в моё расположение.
– Я выбрала тебя, – повторила и, поднявшись на цыпочки, потёрлась носом о его щёку. – Меня никто никуда не заберёт. Но мы должны с ними встретиться, понимаешь? Хотя бы для того, чтобы выяснить, что с нами происходит. Чтобы расставить все точки. Пожалуйста, Сеня. Ты не представляешь себе, как я устала от этой беготни. И ещё мне очень страшно.
– Страшно? – невнятно выдохнул он в мою ладонь.
– Не знаю, смогу ли я жить, если божественные, как говорит Цезарь, выполнят свою угрозу. Не хочу, чтобы из-за меня гибли люди.
Глава 16
Сардинки
