эту короткую фразу, отчаянно желая заменить слово «сегодня» на слово «навсегда». – Ты устала, ты не пришла в себя после стресса. Тебе надо подумать. Мы все для тебя всего лишь чужие люди, я понимаю, девочка, правда. Поэтому мы вот как поступим. Я дам тебе свой дневник…
– И мой! – встрепенулась мама.
– И твой, – кивнула бабуля. – А завтра вечером… Или послезавтра. Или тогда, когда ты всё дочитаешь, мы снова соберёмся и поговорим. Тогда и сделаешь выбор.
– К-какой выбор? – руки на моей талии напряглись, и я не на шутку испугалась.
– Хочешь ты улететь с нами или остаться здесь, конечно, – ответил вместо своей супруги Руслан.
– То есть, – я недоверчиво покосилась на него, – если я решу остаться, вы меня… отпустите?
– Ну, уж точно не стану заворачивать в ковёр и силой тащить под крышу отчего дома, – недовольно фыркнул мужчина. – Ты большая девочка, вольна сама выбирать, с кем тебе жить и как. Прошу лишь об одном: не обижай мать, она не виновата в том, что произошло.
Я посмотрела на Ариану. Мать. Молчаливая, бесхарактерная женщина, не сказавшая мне и двух слов. Она смотрела на меня пугливыми Тоськиными глазами и на мгновение мне даже подумалось, что на самом деле нас с Тенькой в детстве перепутали. И это она была Ольгой, цесаревной и наследницей Руслана Стержнева, тихой, как мышка. А я – её беспокойным, суетливым клоном.
– Так что? – Руслан вырвал меня из размышлений. – Согласна?
Я облегчённо выдохнула и несмело улыбнулась.
– Да.
И тут же дядя Серёжа рассмеялся, громко хлопнув себя по коленям.
– Какой выбор? – он снова отсалютовал мне бокалом, словно поздравлял с чем-то. – Они свой выбор давно уже сделали, полагаю. Я прав?
Арсений поцеловал меня в плечо и ответил:
– Я – давно. Но я не намерен держать любимую женщину в клетке и приму любое её решение.
Моё сердце радостно подпрыгнуло на словах «любимая женщина», и я благодарно посмотрела на парня.
– Вот и хорошо, – глава семейства Стержневых махнул стюардам, и один из них, повинуясь безмолвному приказу, выскочил из комнаты, чтобы вернуться спустя минуту с огромным трёхъярусным тортом.
– Раз выбор всё равно уже сделан, – божественная Ади весело мне подмигнула, – можно побаловать себя сладким без каких-либо последствий для окружающих.
Не в первый раз за сегодняшний вечер я почувствовала себя пациенткой психиатрического отделения, следя за кривыми усмешками, что озарили лица всех мужчин, и мне впервые захотелось отказаться от десерта. А Северов потребовал объяснений. И выслушал, задумчиво поглаживая моё колено. И, игнорируя насмешливые взгляды, отодвинул тарелочку с тортом подальше от меня, словно я после услышанного стала бы это есть. Точно не при свидетелях.
Поэтому, когда стюард принёс мне две довольно упитанные тетради, аккуратно перевязанные ленточкой, я с независимым видом попросила упаковать мне мой кусочек с собой.
– Соблазнять будешь? – мурлыкнул мне на ушко Север.
Я фыркнула. Будто мне нужен для этого торт. В вопросах соблазнения мы прекрасно обходились без сладкого.
Флюиды, видите ли, я излучаю. Кожа у меня, значит, светится, потому что нанороботы обновляются под воздействием глюкозы. Ну-ну.
Арсений может сколько угодно улыбаться и делать намёки, меня же в услышанном гораздо больше взволновали слова о том, что сладкое в разы повышает интуицию и работоспособность. И будит кровь. Именно то, что надо, чтобы осилить два дневника, переварить информацию и остаться при этом здравомыслящим человеком.
– Опыты проводить, – ответила я на провокационный вопрос Арсения и опустила глаза.
Ну и, может быть, соблазнять немножко. В профилактических целях.
Вообще, слова о том, что меня никто насильно не потащит в другой конец вселенной, придали мне какой-то уверенности в себе, щедро приправленной здоровым пофигизмом.
В конце концов, что я цепляюсь к каждому слову. Пусть говорят. Пусть объясняют. Никто же не заставляет меня безоговорочно верить каждому их слову. Тем более, что в моей ситуации никакая информация не будет лишней. Как говорится, кто осведомлён, тот вооружён.
Я любовно огладила корешок одной из тетрадей и решительно подвинула стопку к краю стола. Не время. Подожду, пока мы с Севером окажемся в нашей комнате. У нас ведь теперь комната одна на двоих, я правильно всё поняла? Та самая, в семейном общежитии, в которой я очнулась сегодня. Я повернулась к Арсению, намереваясь прояснить этот вопрос, и с удивлением обнаружила, что десерт подействовал расслабляюще не только на меня – хоть я к торту даже не прикоснулась – но и на всех моих сотрапезников. Они не стреляли в нас пронизывающими холодными взглядами, не тянули из меня жилы сложными разговорами, а просто переговаривались вполголоса, обсуждали какие-то дела, пересмеивались, подшучивали друг над другом.
Мне вдруг стало неловко, я почувствовала себя нищенкой, пробравшейся на королевский бал. И пусть на мне было дорогое платье, с минуту на минуту
