Поцелуй обмана

точно так же, как я ненавидела символ, связанный с ним. Это заставило меня задуматься, что все между нами могло бы сложиться совсем иначе, родись мы оба в Терравине.

Глава пятьдесят пятая

Почти час я наблюдала в окно за Дихарой и только тогда, переступив через спящего у порога Кадена, вышла из кибитки и направилась к ней. Сидя у костра в центре стана, старуха сначала расчесала длинные белые волосы и заплела их в косы. Потом она втерла в локти и костяшки пальцев какую- то желтую мазь. Движения были медленными и такими уверенными, как будто она каждое утро проделывала все это тысячу лет напролет. Она и на вид казалась тысячелетней, хотя плечи были не сгорблены, и сила очевидно не покинула ее. Вчера она без натуги тащила тяжелую прялку. Из угла рта у нее торчали кончики каких-то травинок, видно, она жевала их.

Наблюдая за ней, я понимала, что в ней есть что-то особенное. Точно такую же непохожесть я заметила в Рейфе и Кадене, когда они впервые вошли в таверну. То же я почувствовала, глядя на королевского книжника. В этих людях было нечто, что невозможно спрятать, хорошо это или плохо. Это нечто могло коснуться вас легко, как перышко, а могло упасть на сердце тяжелым камнем, но так или иначе, вы все равно его узнавали. Что-то необычное было и в Дихаре – настолько, что я задумалась, уж не наделена ли она и в самом деле даром.

Когда я подошла ближе, старуха подняла глаза.

– Спасибо за книгу, – заговорила я. – она оказалась полезной.

Дихара встала, упершись руками в колени. Мне показалось, что она специально поджидала здесь меня.

– Идем на луг. Я обучу тебя тому, что знаю.

На клеверной куртине мы остановились. Дихара приподняла прядь моих волос, бросила и обошла меня, оглядев со всех сторон. Понюхав воздух, она покачала головой.

– Дар у тебя несильный, но ты к тому же очень старалась не замечать его.

– Ты это поняла, когда меня обнюхала?

В первый раз за все время ее морщинистые губы растянулись в улыбку, она взяла меня за руку.

– Давай-ка пройдемся.

Луг тянулся вдоль всего речного берега, и мы гуляли по нему, никуда не торопясь.

– Ты, девочка, еще совсем юна. Я чувствую, у тебя немало силы, она относится к другим дарам – может, тебе еще предстоит их взрастить. Но это не значит, что нельзя научить тебя кое-чему и касательно этого дара.

На ходу он ткнула пальцем в редкие облачка, медленно плывущие в сторону горных вершин. Она указала также на нежную молодую поросль ивняка у воды, а потом развернула меня и велела посмотреть на наши следы на луговой траве, уже выпрямляющейся под ветерком, который ласково ее ерошил.

– Этот мир – он вдыхает тебя, он знает тебя, а потом он выдыхает тебя снова и так делится тобой. Ты не находишься здесь, в одном месте. Ветер, время, все это вращается, повторяется, учит, приподнимает завесы. Вселенная знает. У нее долгая память. Вот как действует дар. Но есть те, кто открыт для него более, чем другие.

– Как же может мир вдохнуть тебя?

– Есть много тайн, и мир не все нам открывает. Разве мы все не храним свои секреты? Ты разве можешь объяснить, почему двое вдруг влюбляются друг в друга? Почему родитель жертвует своим ребенком? Почему невеста бежит в день свадьбы?

Я резко остановилась, ахнув и хватая воздух ртом, но старуха потянула меня дальше за собой.

– Истины этого мира хотят, чтобы их раскрыли, но не могут же они пробивать себе дорогу так навязчиво, как делает это ложь. Они ходят за тобой по пятам, шепчут на ухо, мелькают под опущенными веками, проскальзывают внутрь и согревают тебе кровь, бегают мурашками вдоль спины и щекочут тебе шею, так что волоски на ней встают дыбом.

Дихара, взяв меня за руку, сжала мои пальцы в кулак, а потом с силой прижала его к моему животу, чуть ниже ребер.

– А иногда истина лежит здесь, тяжелая, словно камень. – Отпустив мою руку, она снова пошла вперед. – Вот как ведет себя истина, когда хочет, чтобы ее узнали.

– Но я Первая дочь, и согласно Священному писанию…

– Думаешь, правде не все равно, под каким номером ты появилась на свет и какие слова накарябаны на бумаге? – оборвала она. Окажись здесь Паулина, она обвинила бы Дихару в святотатстве, а уж книжник – тот, наверное, откусил бы кочевнице палец за то, что она осмеливается даже думать так. Дар, который она описала, не был похож на тот, о котором мне рассказывали в цитадели.

– Он ведь должен прийти ко мне, разве нет?

– А читать ты сразу научилась? Или сначала пришлось потрудиться? Зерно дара может у тебя быть, но если семя не поливать, оно быстро засохнет. – Дихара свернула, увлекая меня вниз, к реке. – Дар – это тонкий путь познания. Он слышит без ушей, видит без глаз, постигает не имея сведений. Благодаря