#Поколение справедливости

В Смотрители меня привело прошлое, принадлежавшее Арнике. Это был ее выбор, не мой; но именно я стала хорошим Смотрителем; стала другом Гаспара. Это принадлежит мне, и никому больше, – вот что пытается сказать мое подсознание.

Щелчок. На резкое движение перед лицом я реагирую машинально, перехватывая руку Константина; он вновь щелкает пальцами.

– Не отключайся, – устало просит доктор, и только теперь я обращаю внимание на некоторую небрежность, которой, как правило, нет места в идеальном облике доктора, на заострившиеся черты лица и на тени, залегшие под глазами. Доктор изнурен. Пытаясь помочь мне, сам он держится из последних сил.

– У вас что-то случилось? – Услышав мой вопрос, он ненадолго замирает на месте. – Еще один сложный пациент?

Прерывистый вздох.

– Можно и так сказать. Лотта. – Константин на мгновение прикрывает глаза. – В последние месяцы ее болезнь прогрессировала слишком быстро, и я уже никак не мог на это повлиять. Я пытался, но… Десять дней назад она окончательно перестала реагировать на какие-либо раздражители. Мне… пришлось отправить ее в Ожидание.

– Разве… разве же это плохо? – неуверенно спрашиваю я. – Ожидание ведь и создавалось для таких случаев – чтобы сохранить жизнь больному, пока не найдется лекарство, разве нет?

Константин качает головой.

– Лотту можно было бы вылечить в раннем детстве. Момент упущен, сейчас изменения мозга уже необратимы. После смерти матери у Лотты никого не осталось, ни здесь, ни в Арголисе, поэтому дядя решил, что позаботится о ней… Но не будем о грустном. – Он вновь заглядывает в свой планшет. – Сейчас нам с тобой гораздо важнее понять, что могло спровоцировать изменение твоего состояния.

– Стрессовая ситуация? – предполагаю я вслух.

– Что, еще более стрессовая, чем следствие Справедливости? – Хмыкнув, Константин награждает меня недоверчивым взглядом, но его лицо меняется, когда я киваю, подтверждая его предположение.

Вздохнув еще раз, доктор садится напротив.

– Рассказывай.

* * *

Так же, как когда-то давно, мы сидим на полу, прислоняясь к бортику той же самой кровати. Сделав пару больших глотков из бутылки, предложенной Константином, я утираю рот тыльной стороной ладони, чувствуя неприятное жжение в небольшой ранке на нижней губе.

– Мне понадобилось время, чтобы понять, – хрипло говорю я, отставляя бутылку. – То, что ты сказал тогда, про Линкольн. «Я не влюблен. Все гораздо хуже». Я еще подумала: как ты можешь говорить о таком потрясающем чувстве, как любовь, словно это что-то плохое? Но теперь я понимаю, сколь многоликой она может быть, и не все ее лица одинаково прекрасны; она может подобраться к тебе вплотную, а ты ее даже и не признаешь… – Я умолкаю, чувствуя, что меня несет куда-то не туда.

– И что привело тебя к этому? – тихо спрашивает доктор. – Что… что-то произошло между тобой и Виктором?

…Виктор?

Надо же. Константин подумал, что я говорю о Викторе.

– Виктор здесь ни при чем, – поясняю, когда приступ истеричного смеха сходит на нет, вновь позволяя мне говорить.

Виктор. Это ведь было совсем недавно. Это было… так давно.

Все, что случилось до финального испытания, для меня уже успело обратиться далеким прошлым. И ведь это со мной происходит уже не впервые: жизнь дает крутой поворот, который вдруг отдаляет, отбрасывает все, что было до, оставляя это где-то позади, так далеко, что и не увидишь.

– У нас с ним… у нас ничего не вышло, – зачем-то признаюсь я. – Надолго нас не хватило. – Принимая протянутую бутылку, я делаю еще один большой глоток, чувствуя, как мягкое алкогольное тепло расходится по всему телу.

– И что же с ним не так? – интересуется Константин.

– Не с ним. – Я качаю головой. – Не со мной. С нами. Наши представления друг о друге… Они очень сильно разошлись с реальностью. Мы слишком долго были загадочными незнакомцами; ничего не вышло, потому что каждый из нас увлекся образом, что существовал только в воображении, имея лишь отдаленное сходство с реальным человеком. Мы… мы просто выдумали себе друг друга. А если… если тебе вдруг приходится вступать в конкуренцию с собственным образом, то ты с самого начала оказываешься в проигрышной позиции, ведь тот, кто создавал его так долго, не захочет знать о тебе то, что выходит за пределы этого образа; не захочет принимать в тебе то, что не вписывается… – Я не могу сдержать вздох. – Виктор был влюблен в несуществующую девушку. Хорошо, что мы смогли понять это достаточно быстро.

Некоторое время мы сидим в тишине.

– Когда-то давно, задолго до того, как оказаться в Корпусе, – вновь заговариваю я, сделав очередной глоток, – я помогла Виктору, сама того не зная. Он запомнил меня и с тех пор приглядывал за мной, а однажды и сам пришел на помощь, позволив запомнить себя в ответ… А потом случился Корпус, который наконец-то познакомил нас, и Виктору пришлось спасать мою жизнь. Дважды, как минимум. Это то, кем я стала в его глазах, – девушка, что отчаянно