веки смежаются.
– Не вздумай засыпать! – Требовательной тряской за плечи я все-таки заставляю Берта открыть глаза.
– Я… я не дойду, Арника, – тихо говорит он, глядя куда-то в сторону, через мое плечо. – Уже не успею.
– Не говори ерунды. У нас еще около получаса. – Я тяну его на себя, пытаясь помочь подняться, но Берт качает головой.
– У тебя, – он с трудом держит глаза открытыми, –
– Я помогу тебе, здесь же недалеко! – с отчаянием восклицаю я, показывая в сторону Института. – Ну же, Берт, осталось совсем немного!
– Врени… времени гразд… гораздо меньше, чем кажс… – бормочет он заплетающимся языком. – Но ты еще… ты мошь успеть… А… ника, пжалста… беги, – он нервно сглатывает, – мрть уже близко… близко…
Он что, действительно думает, что я могу его здесь бросить?!
– Именно! Институт совсем близко! – Я вновь трясу Берта, и тому удается сфокусировать взгляд на моем лице.
– Не… не инт… инст… не он близко. – Громко выдохнув, он протягивает дрожащую ладонь, касаясь забрала там, где находится моя щека. – Она. – Берт поворачивает мою голову в сторону, противоположную Институту, и я застываю.
Красная смерть. Вот что пытался сказать Берт.
Сейчас она выглядит лишь тонкой темно-багровой полосой на горизонте, прямо под облаками, но я знаю, что уже совсем скоро она будет здесь. Задержимся на Луче – и погибнем в пылевой буре, что сейчас движется на нас с восточной части города. Эту бурю зовут Красной смертью из-за того, что, помимо обычной пыли, она несет с собой взвесь процина, который частично кристаллизовался из-за низкой влажности воздуха и засухи последних месяцев. Фильтры засорятся почти сразу же – а концентрация газообразного процина внутри такой бури смертельна.
Почувствовав, как Берт касается моей руки, я поворачиваюсь к нему. Прохладные пальцы нерешительно переплетаются с моими. Он все еще держит глаза открытыми; сонно моргая, он всматривается в мое лицо, но сейчас в его взгляде нет ни тревоги, ни печали – он будто пытается меня
– Прсто… просто позволь мне… это моя… чредь… от… отпустить карниз, – выговаривает он, и эти слова вырывают из моей груди глухое рыдание.
Я знала, что могу выжить после падения, что у меня есть шанс, – но у Берта такого шанса сейчас нет, и он знает это, знает, что не переживет Красную смерть. Падая, он не хочет утянуть за собой и меня. Всхлипывая, я наклоняюсь, крепко обнимая своего друга, и он тратит последние силы на то, чтобы ответить на объятие.
Соберись, Арника.
Мучительная смерть от процинового отравления – это последнее, чего заслуживает Берт.
Ты знаешь, что должна сделать.
Приставив инъектор к его шее, я делаю укол и, отстраняясь, вижу, как Берт непонимающе хмурится. Его дыхание становится поверхностным, заметно учащаясь, а по телу пробегает сильная дрожь. Взгляд расширенных зрачков, что почти поглотили радужку, мечется по моему лицу – и вдруг застывает.
Сердце Берта остановилось.
Он умер.
Теперь счет идет на секунды.
Секунд пять уходит на обмен фильтрами – выдернув фильтр из шлема Берта, я заменяю его своим, более чистым. Затем расстегиваю его форменную куртку и, прощупывая грудь, убеждаюсь, что под тканью футболки нет никаких твердых элементов, – навредить сейчас может даже маленькая пуговка.
Ты сможешь, Арника. Ты уже делала это когда-то.
Положив левую руку на грудь Берта, я прикрываю ею место, где сходятся ребра, – там находится самая хрупкая часть грудины, мечевидный отросток. Правую руку располагаю вдоль тела так, чтобы мой локоть был направлен в сторону его живота. Выдыхая, я сжимаю ладонь в кулак и ударяю им в центр груди, чуть выше своей левой руки.
Но сонная артерия под моими пальцами остается безмолвной.
Пульса нет.
Я вновь сжимаю дрожащую руку в кулак. Прекардиальный удар может запустить сердце лишь в течение тридцати секунд после его остановки. Последний шанс.
Смерть еще одного друга,
Давай же, Берт. На Луче и так осталось слишком много жизней.
– Давай же! – отчаянно кричу я, вновь нанося удар.
Секунда, вторая – и Берт широко распахивает глаза, шумно втягивая ртом воздух.
– Я умер, – выдыхает он, бешено озираясь по сторонам. – Я умер, я умер…
Обхватив шлем Берта руками, я останавливаю его взгляд на себе.
– Умер, – мелко кивая, подтверждаю я, чувствуя, как слезы катятся по щекам. – Ты был мертв почти полминуты.
