– Отнеси это в коридор.
Пока лепрекон, подчиняясь приказу, переставлял ноги по направлению к двери, он отчаянно напоминал себе, что не имеет никакого права выносить королевскую собственность в угоду дерзким ворам. Помнил, что защита сработает и без этого, но решил помочь магии по мере своих скромных сил. Он подступил к порогу, где паркет коридора стыковался с белым камнем, которым отделали пол сокровищницы; толкнул одну из дверей, попытался выйти – но порог ожидаемо вспыхнул золотой полосой, и нога, обутая в щегольскую лакированную туфлю с вострым носом, уткнулась в невидимую преграду.
Какое-то время казначей бодал лбом защитный барьер, раз за разом отлетая на шаг назад, куда его отбрасывал сгущённый воздух. Тоскливо гадая, когда же тёмным надоест над ним измываться.
– Похоже, и правда не выйдет, – наконец вздохнул русый.
– А я что говорил? – буркнул его подельник.
– Но попробовать-то стоило. Ладно, иди сюда.
Последнее уже было обращено к казначею. Тот подчинился, с ненавистью сверля взглядом собственные ноги, вновь предавшие его.
– Присядь, отдохни.
Отобрав у лепрекона ларец, русый добавил его к пирамиде в руках подельника. Осев на пол, казначей беспомощно смотрел, как русый подходит к дверям в сокровищницу. Заперев их – чтобы скрыться от глаз случайных свидетелей, если бы таковые вдруг объявились, – поднимает руки к потолку.
И, вычерчивая кончиками пальцев рунную вязь, повисавшую в воздухе кружевами тёмного дыма, размыкает губы, сплетая паутину заклятия.
Казначей не знал, что это за заклятие. Но оно заставило светильники дрогнуть и почти померкнуть, воздух – стать холоднее, а пыль на крышках сундуков – подняться под порывами ветра, невесть откуда взявшегося в запертой комнате. Казалось, сам пол вот-вот задрожит. Мурашки бежали по коже лепрекона, когда он понимал, какой мощи чары, творимые в нескольких шагах от него; а голос тёмного колдуна становился всё громче, и дыхание казначея уже обращалось облачками пара, и на крышках сундуков змеился иней и сверкали, рождаясь, льдистые кристаллы…
Колдун сомкнул ладони в финальном аккорде.
Лёд исчез, как не бывало. Воздух потеплел. Светильники мигнули, восстанавливая своё ровное сияние.
В руках русого, так и стоявшего в шаге от дверей, оказалась одна из шкатулок с жемчужинами.
Когда колдун двинулся вперёд, казначей затаил дыхание. Сердце лепрекона колотилось лихорадочно, недоверчиво, когда он понимал, что это невозможно – но, похоже, этот тёмный мог, мог сотворить сейчас то, что поможет ему…
Русый занёс ногу над порогом – и отлетел назад.
А казначей с облегчением понял: нет, не поможет.
Русый, донельзя удивлённый, шагнул вперёд снова. И снова. И снова.
Пока его раз за разом отбрасывало прочь от дверей, в лице его оставалось всё меньше удивления, зато прибавлялось злости.
– Нет! – он в ярости швырнул шкатулку на крышку ближайшего сундука.
– Неужели не получилось? – уныло вопросил его подельник.
Он так и прижимал подбородком верхний ларец в пирамиде, высившейся у него в руках.
– Оно должно было сработать, не могло не сработать! – колдун в бешенстве воздел руки к потолку. –
Казначей злорадно, но уже без особого интереса наблюдал, как русый предпринимает вторую попытку сломить защиту сокровищницы. Потом, с ещё большим злорадством, – как колдун, дочитав заклятие до конца, снова бьётся лбом о невидимую стену.
– Хватит, – в конце концов проворчал его подельник. – Ничего у нас не выйдет. Мы облажались, признай уже.
Русый, тяжело дыша, застыл перед порогом. Отставив шкатулку на тот же сундук – уже спокойнее, – повернулся к казначею.
– Да, – колдун криво улыбнулся в густую щетину, покрывавшую его щёки. – Вы умеете хранить то, что принадлежит вам, маленький народец. – И сплюнул на пол. – Ладно. Подавитесь этими жемчужинами. Обойдёмся без них.
Казначей ещё успел улыбнуться, прежде чем русый махнул рукой, сверкнувшей рунной насечкой серебряного кольца. И, падая в бессознательную тьму, куда его отправил треклятый колдун, лепрекон чувствовал лишь одно – глубочайшее удовлетворение.
Впрочем, нет. Было и ещё одно. Гордость.
За то, что их маленький народец в который раз оказался на высоте, обставив и превзойдя этих несносных громил.
Стоило лепрекону раскинуть руки по белому полу, похрапывая в блаженстве безмятежного сна, как с лица Лода мигом сползла злобная гримаса.
– По-моему, с эффектами ты всё-таки переборщил, – поморщился Восхт, когда наследник Ильхта принялся забирать шкатулки у него из рук. – Лёд был определённо лишним.
– Зато ты недобрал, – Лод усмехнулся, но усмешка эта была весёлой. – Актёр из тебя отвратительный, если честно.
– Не всем же быть великими лицедеями, как некоторые.
Лод оставил замечание без комментариев: мысли его явно были уже о другом. Составив все шкатулки на пол, опустился на колени подле одной из них.
