И, выгнув пальцы свободной руки, вычертила рунную цепочку.
Лод рядом со мной дёрнулся, но окружить дроу защитным барьером не успел. Впрочем, и незачем было: Машка прекрасно понимала, что нечто замысловатое прокастовать[23] времени нет, а потому заклятие просто разошлось вокруг неё порывом ветра, сбившего с ног даже нас с Лодом.
Только вот к моменту, как я вскочила, в ушах звенела странная, неестественная, устрашающая тишина.
Я посмотрела на Машку, стоявшую в паре шагов от меня – опустив меч, пристально разглядывая моё лицо. Потом – на просторный купол из белого, непроницаемого, слегка светящегося тумана, накрывший нас с Лодом и Эсфориэля, который так и стоял над телами своих братьев. Словно огромная чаша из молочного матового стекла… отрезавшая нас и от Морти, и от Альи, и от эльфов, и от дроу, и от наших колдунов.
Нужные страницы из магических трактатов всплыли с ментальной полочки сами собой.
Абсолютный Барьер. Тот самый, формулу которого Лод когда-то увлечённо обсуждал с Навинией. В ту давнюю, безумно давнюю пору, когда принцесса ещё была пленницей дроу.
Сейчас это казалось воспоминаниями из прошлой жизни.
Абсолютным барьер разумно прозвали по той причине, что он абсолютно отрезал от окружающего мира тех, кто оказывался внутри. От всего, включая заклятия, физическое воздействие, запахи и звуки. Чтобы поддерживать настолько мощную магию достаточно долго, требовалось чудовищное количество сидиса, но в этом у Сусликовой недостатка не было.
В отличие от Лода.
Я посмотрела на колдуна – белого как полотно, как раз слизнувшего с губ капельку крови. Оставалось лишь догадываться, каких усилий ему стоит держаться на ногах, причём прямо. Перевела взгляд на Эсфориэля: потерянного, всё ещё сжимавшего окровавленный меч в опущенной руке.
Он мог убить Сусликову. Прямо сейчас. Но даже я не была уверена, что желаю ей – бедной, запутавшейся, убогой – смерти. А этой ночью и так уже пролилось слишком много крови, которой мы так отчаянно желали избежать.
Я вновь посмотрела на Лода.
Он исчерпал весь запас энергии. У него не осталось сидиса вообще, а роборэ – ничтожно мало. Если Лод попытается сейчас защитить нас от атак Сусликовой, которые обязательно последуют, он умрёт. Просто умрёт.
Однако вечность назад мы говорили о том, что можно сделать, если мы попадём в подобную передрягу. И когда Лод перехватил мой взгляд, по его обречённому прищуру я поняла, что он тоже это помнит.
– Привет, Белоснежка. – В глазах Машки зажглись нехорошие огоньки; лицо бывшей однокурсницы, подсвеченное кровавыми сполохами пламенного двуручника, сейчас почти пугало. – Ну вот и встретились.
Я вложила свои пальцы в ладонь Лода. Естественным жестом испуганной, ищущей защиты девчонки. Впрочем, часть этого не была притворством. Всё-таки не слишком комфортно оказаться запертой в одном барьере с двумя трупами, не считая человека, который очень хочет меня убить.
А вот Сусликову, похоже, мёртвые соседи не особо смущали.
– Смотрю, потрепала вся эта история твоего хахаля. – Машка не торопилась нападать, и кончик её меча дотла выжигал траву, которой касался. – В этот раз не убежишь, и помочь некому… и кто из нас теперь имеет право нос задирать? Поможет тебе твой хвалёный айкью, твоя хвалёная память? – она улыбнулась. – Но можешь попросить о пощаде. Разрешаю. Авось подобрею.
Лод пока бездействовал, и я знала, почему. Если Машка поймёт, что он делает, это мигом спровоцирует её на атаку, – но пока у нас ещё оставался мизерный шанс решить всё мирно.
– Маш, брось меч. Брось меч, и никто тебя не тронет. Пойми, мы хотим мира, а то, что делаешь ты… это неразумно. – Я очень постаралась сказать это спокойно и рассудительно, и мне даже удалось. – Если ты не любила Фрайна, зачем так хочешь за него отомстить?
– А ты думала, я дам тебе дважды отнять у меня то, что должно было принадлежать мне?
– Я не…
– Ты на стороне тьмы. План наверняка был твой. Значит, это сделала ты. – Её улыбка превратилась в усмешку. – И за это время ты так меня достала, что сил никаких уже нет.
На тело бывшего жениха она не смотрела. В лице – ни следа тоски или боли. Дело принципа, месть за отобранную вещь: даже не любимую, просто принадлежавшую ей.
Добрая девочка, ничего не скажешь.
– Предположим, ты убьёшь меня, девочка. Всех нас убьёшь. И что дальше? – голос Эсфориэля был усталым, и я его понимала. Эта ночь оказалась слишком богата на события, которых никто из нас не ожидал. – Светлые слышали признание моего брата своими ушами. Видели, как он убил Фина, своими глазами.
– Прости, если разочарую, – добавила я, прекрасно понимая, к чему он клонит, – но эльфы и люди скорее поверят советникам своих владык, чем тебе.
