Шестьдесят лет. Она страдает всего шесть, но уже кажется, что вечность. И предстоит выдержать ещё десять раз по столько же… А что потом? После смерти Льомдэлль Фин почти три века не смотрел на женщин. Нет, смотрел – очень редко, и некоторые даже грели его постель; но Дилль не нужна была участь лекарства от одиночества, развлечения на пару месяцев. Нет, Повелитель нужен ей целиком, полностью. На законных основаниях.
Навеки.
Советник молчал, однако Дилль кожей ощущала его пристальный взгляд.
– Знали бы вы, как меня тревожат грядущие переговоры с тёмными, – внезапно произнёс мужчина. – Я хочу, так хочу верить, что дроу хотят мира… Но не могу. Не верю, что они забыли о прошлом.
Смена темы заставила Дилль снова посмотреть на собеседника, пытаясь понять, отчего безо всякого перехода он заговорил именно об этом.
– Им нельзя доверять, – продолжил Советник. – Даже если эта встреча пройдёт благополучно, она – лишь маскировка, ловушка. Выигрыш времени до момента, пока тёмные не готовы будут снова нанести удар. И тогда они довершат то, что не довершил Тэйрант.
Его слова откликнулись в сердце Дилль ноющей болью. Её коробило от одной мысли, что Дети Солнца заключат мир с дроу: мясниками, когда-то залившими Риджию кровью, теми, кем её с детства пугали страшные сказки, теми, из-за кого погибло столько светлых, должных ещё жить и жить, и из её семьи – тоже…
– Так думаете не вы один, – помедлив, осторожно заметила она.
– Я знаю многих людей, разделяющих мой взгляд на вещи. И Детей Солнца тоже. В глубине души все готовы к некоей подлости, изощрённому коварству дроу… Чего ещё ждать от тех, чьё любимое оружие – яд? – Советник поднялся на ноги неторопливо, но легко. – Боюсь, на этих переговорах может произойти всё что угодно. Дроу способны нанести удар в любой момент. Выбрать в жертвы любого из нас. Даже одного из наших дорогих Повелителей… или супругу кого-то из них.
Авэндилль уставилась на него во все глаза, не смея поверить, что действительно услышала в его интонации намёк – скорее даже намёк на намёк, – но мужчина лишь улыбнулся.
– Впрочем, я надеюсь, что это лишь пустые опасения. – Советник галантно поклонился. – Да хранит вас Солир, леттэ Эльскиар. Желаю, чтобы ваша печаль оставила вас.
И ушёл. А Дилль осталась в темноте, размышляя над идеей, которую расслышала в его словах. Безумной, преступной, неправильной…
Способной наконец разрубить клубок страстей, что мучил её все эти годы.
Она вернулась во дворец и до конца торжества вновь улыбалась, смеялась, говорила учтивые слова. Всё как обычно – внешне. Да только в её душе, в её уме и сердце всё изменилось. И той ночью она не спала ни минутки: металась по своим покоям, думала – и в ужасе отметала свои мысли, а потом думала снова – и колебания были невыносимыми, лихорадящими, раздирающими на части…
Когда следующим утром Повелительница с тревогой спрашивала, отчего её любимица так бледна, Дилль честно отвечала, что не спала этой ночью. И даже не солгала, добавив, что её мучают дурные предчувствия из-за грядущих переговоров. Её погладили по волосам и успокоили, что всё будет хорошо, а потом отпустили отдохнуть. И Авэндилль провела ещё пару часов наедине со своими демонами, после чего отправилась на обычную утреннюю прогулку по дворцовому саду.
К тому моменту она уже почти приняла мысль, что может сделать это. То, в чём обвинят дроу. Действительно: когда недоверием и тревогой пропитан сам воздух в эльфийском дворце, когда все Дети Солнца напряжены, точно струны хёрпы[9], достаточно одного неосторожного прикосновения, резкого движения, и эти струны лопнут. Дроу уничтожат на месте, и никто не будет разбираться, кто в действительности виновен, что жена Хьовфина вдруг упала бездыханной. А она должна умереть мгновенно, чтобы Повелитель не смог совершить эйтлих.
Да, если она умрёт сейчас, Повелитель наверняка сможет оправиться от утраты. Конечно, придётся ждать ещё годы, чтобы подтолкнуть Хьовфина возобновить старую помолвку… и Дилль подождёт. Не шестьдесят лет, гораздо меньше, но подождёт.
И в итоге всё обернётся к лучшему.
Советник прав. Когда-нибудь тёмные обязательно захотят довершить дело Тэйранта Кровавого. Мысли о примирении с ними – ужасная ошибка: их следовало уничтожить ещё после той войны, раз и навсегда. Сделать то, что сами дроу собирались сделать со светлыми. Заставить расплатиться за все злодеяния, что они совершили, за все жизни, что они забрали. Не дать им обмануть всех мнимым миролюбием – благое дело.
И, вышагивая по садовым дорожкам, оставляя в первом снегу, выпавшем ночью, едва заметные следы, Авэндилль думала только об одном: как сделать это. Отравить соперницу незаметно, но чтобы всем было очевидно, что это совершили тёмные.
Отравленное оружие, отравленное оружие…
А в какой-то момент пути по извилистым тропинкам она услышала песню.
Голос Фрайндина Дилль узнала сразу. Во время своих прогулок она не раз слышала его: младший брат Повелителя любил уходить в сад и петь, сливая свой голос с птичьими трелями. Но этим утром, возвещавшим о близости зимы, его песня звучала кристально и одиноко, далеко разносясь в воздухе, напоённом холодной тишиной.
–
