– Нет, Фатик, это другое.
– Тогда – отголоски жизни бывших обитателей пещер?
– Нет, Фатик. Я чую живое здесь и сейчас.
Я вздрогнул.
– Это невозможно! Старая магия все убивает!
– Но я чувствую это, Фатик.
Я разозлился:
– Чепуха. Задействуем логику. В подземельях нечего есть. Гномские подземелья в Зеренге и Шляйфергарде обитаемы лишь потому, что обеспечиваются продуктами с гномских земель вокруг. Богатых земель, скажем прямо. Одной торговлей подземное королевство прокормить невозможно, в конце концов торговцы едой озвереют и будут равнять краюху хлеба и фунт золота, известное дело – пределов жадности нет. – Я закашлялся, жар теснил грудь, сердце колотилось о ребра. – Если же кто-то… сделаем вид, что здесь даже нет отравной магии… поселится в таком подземелье, не имея снаружи источника пропитания… Хм, так вот: этот кто-то должен быть созданием сверхъестественным, уметь долгие годы обходиться без пищи, либо впадать надолго в спячку, либо… жрать проезжающих. – Я деланно рассмеялся. – Но тут ничего такого нет просто потому, что ничто живое здесь не выживает. Иногда сюда залетают летучие мыши – но умирают спустя несколько дней.
– Но у меня есть ощущение, Фатик, что мы тут не одни.
– Гномы? Орки? Люди?
– Я не знаю. Старая магия заглушает мое чутье, но я ощущаю, что здесь есть живое, и все.
Орки не селятся в подземельях по причинам, которые я уже озвучил. Жрать нечего. В подземельях, конечно, уютно, и все такое, но еды тут нет, хоть ты убейся, а орки не чета гномам, они не слишком расположены обрабатывать окружающие горы земли. Они могут, конечно, совершать налеты на подгорные крестьянские хозяйства, да вот беда – хозяйства от такого впадают в разорение, и крестьяне улепетывают с насиженных мест, то есть – жрать снова становится нечего и чудесные уютные пещеры, хочешь не хочешь, приходится покидать. Поэтому орки живут в степях и занимаются разведением скота.
Добрая фея вдруг провела лучом фонаря по стене к самому низу, привстала и ахнула:
– Кости!
Гритт, я надеялся, она не заметит.
– Да, это кости, старые кости прежних обитателей. Они перемерли в своем подземелье все и сразу. Те, кто спускался глубже, говорят, что там целые залежи костей. По ним можно ходить или даже
Виджи приложила пальцы к повязке – туда, где находился рот.
– Какие маленькие… Как будто дети!
– Они похожи на детей, но это не дети. Просто маленькие существа с определенными комплексами, которые заставляли их делать такие огромные подгорные коридоры, залы и дворцы. Они перемерли, разложились, но кости их, почти не подверженные тлению, лежат здесь, никого не трогают… И неупокоенных душ здесь нет – проверенно годами провоза контрабанды.
Хорошо, что ты не разглядела их черепа, добрая фея. Это определенно не предки гномов, а скорее, какие-то вампиры – до того велики их глаза и остры зубы. Ясно, что они видели в темноте лучше, чем кошки, поэтому и световых окон в этих подгорных дворцах совсем немного.
Тут мне пришло на ум вот что: а не этим ли путем пришли в Авандон твари? Во всяком случае, прыгучий гул мог это сделать. А вот амфибия – вряд ли. Перепрыгнуть расселину с ее короткими лапами было сродни подвигу. Наверное, шли по Чесночному пути.
Ход начал забирать вверх. Затем повернул. Я проехал немного и подождал, пока нас нагонит второй фургон. Во тьме сдавленно заблеял Мальчик. Не нравилось ему, что его морда обернута дерюгой. Или он тоже чуял то же, что ощущала моя супруга.
– Бур-р-р, Фатик, – прогудел Колчек
– Посчитай до тысячи, и мы приедем.
– Бур-р-р! – донеслось в ответ.
Интересно, умеет ли он считать до тысячи, а? Но, даже если и не умеет – не признается, слишком уж горд.
Мы проехали еще десять минут скорым шагом. Сбоку открылся огромный зал, вход в который представлял собой огромную арку. То есть – я знал, что там зал, но темнота затягивала его покрывалом, и я не стал светить туда и говорить о нем Виджи. Дело в том, что
А насчет того, почему были только кости, без оружия, остатков одежд и доспехов, у меня давно созрело предположение, что твари, населявшие эти подземелья, расхаживали нагими. Ну, как полагается настоящим вампирам. И как полагается вампирам, использовали в виде оружия собственные клыки.
– Да успокойся ты! – вдруг грянул голос Крессинды. – Трясешься, как желе, тьфу на тебя!
