Взвизги еще ближе, несутся с вершины холма, который мы объезжаем. Лузгавка прет напрямки, плевать ей на дорогу.
– Куок! Куок!
А эти вопли раздались впереди. Мы как раз въезжали в теснину меж двух осыпей, где местами (яда здесь уже почти не было) росли трава и кусты, а на гребнях холмов кучерявились настоящие заросли, особенно на том, что пониже.
Теснину перегораживала странная
Ловушка. Сзади лузгавка, она же лапочка, впереди – вот это, чему я не подберу определения. Буквально тридцать ярдов до этого… этой… э-э-эх, злая судьба!
Я начал останавливать лошадей, поворачивая фургон боком, а взгляд тем временем оценивал машину.
Размером эта штука была со средний такой корабль. Но не это меня удивило.
Понимаете, у машины был сургучно-глянцевый, розовый, покрытый заостренными наростами панцирь высотой ярдов в семь и…
Восемь пар цельнокованых стальных вороненых колес располагались примерно в ярде над землей, светло-оливковое брюхо же свешивалось почти до земли и заметно раздувалось и опадало, как будто машина… дышала. Между колесами виднелись круглые дыры, крупные, голову можно просунуть.
Определенно – машина была
Виджи привстала, ахнула, глаза округлились.
– Куок! – пронзительно и мерзко воскликнула машина. – Куок! Куок!
Я не видел пасти, глаз, носа. Панцирь гладко закруглялся с обеих сторон, будто на восемь пар колес насадили гигантский, в семь ярдов высотой, пирожок.
– Арруау! Арруау!
Я задрал голову: лузгавка взбежала на гребень холма и скалила оттуда острейшие клыки. Тело ее переливалось, текло, будто ртуть, постоянно находясь в движении. Вдоль змеиного тулова располагался лес черных игл, смотревших в сторону хвоста – чешуйчатого и заостренного. Лапы с когтями – каждым можно вскрыть брюхо не только троллю, но и, пожалуй, сказочному дракону. Морда как у ящерицы, но пасть побольше относительно головы, да не столь выпуклые глаза.
– Арруау! Арруау!
– Куок! Куок! Куок!
Звуки были равно пронзительные и равно мерзкие, они ввинчивались в уши, проникали до костей, царапали душу. А мне и без того было погано – жар теснил грудь, в голове снова разгулялись бойкие гномы.
Виджи ахнула:
– Они… переговариваются!
Олник сунулся между нами.
– Кракенваген, Фатик! Маги Талестры наращивают живую плоть на металл, сплавляют их вместе, выращивают
О Гритт, с кракенвагеном Олник обещал мне встречу. А еще – с драккором.
Со второго фургона что-то вопили. Я увидел, как с него соскочили Самантий и Крессинда – в руках гномши сверкнуло оружие. Возницы, Нанук и Ванко, стояли на козлах, похожие на статуи. Думаю, я выглядел так же.
– Да уж, это не ваша дымовальная машина, Олник.
– Да уж не наша!
Какое удивление, я думал, он полезет в амбицию.
– И не машина карликов, Фатик.
– Это точно.
– Это розыскная команда. Отлавливают брадмурских тварей, или убивают, если те слишком опасны. А еще ловят разбежавшихся заключенных… Эркешш махандарр, откуда я это знаю?
– Арруау! Ау… ау!
– Куок! Куок! Куоо… куоо…
Раздался хлюпающий звук, и в боку кракенвагена откинулась узкая рампа, по которой спешно начали спускаться фигуры в черных бурнусах.
Кверлинги, Злая Рота, мои старые знакомые. Замыкал движение молодец в серой хламиде чародея Талестры.
Кверлингов было много, больше десятка.