мир существ Агона – новых, таких, которым твой мир уже не может повредить столь сильно, как раньше. Молчи! Врата можно перенаправить так, чтобы открылся проход в Ад. Тебе придется прорваться в Витриум и сделать это. Времени остается все меньше. Когда ты будешь на месте, я скажу тебе, что и как надо делать. И ты наконец сможешь прорваться к Источнику Воплощения.
Я кивнул. Нет мне покоя. Работа, сплошь работа.
Лигейя сказала:
– Сейчас я покажу тебе одну из вероятностей будущего… Твоего будущего. Не бойся этой картины. Но запомни ее. Что-то уже не случится, потому что некто умер, хотя при иных обстоятельствах мог бы выжить, но
– Яханный фонарь! – Я подцепил колченогий табурет и швырнул в окно. Стекло лопнуло, осыпалось мелкими брызгами, табурет отскочил от переплетов и запрыгал по полу. Во дворе разлаялись псы, что-то испуганно залопотал хозяин гостиницы.
Братец, мой братец… Ах ты ж…
Скрипнула дверь. Золотоволосая девушка, чьи локоны пробивали розовые острые ушки, несмело заглянула в комнату.
– Фатик?
– Нет, Виджи! Арррр!
– Я могу…
Я схватил табурет и с грохотом расшиб о каменную стену.
– Я думаю! Ты видишь? Я все еще думаю. Дай мне побыть одному!
Милый утиный носик и щеки эльфийки залил румянец. Она что-то сказала с укором по-своему, на языке Витриума (проклятие, я же знаю, что никакая она не эльфийка, но продолжаю упорно так ее называть!) и деликатно прикрыла дверь.
Меня обманывали на протяжении всего пути к Облачному Храму. И что теперь? Что – теперь?
Рыча, я схватил один из горгоньих клинков и обрушил на стол, где лежала испятнанная кровью записка моего брата. Зачарованная сталь дрогнула, врубилась в дерево, и я, упираясь ботинком, с трудом извлек меч, только затем, чтобы снова ударить им по столу. По столу – и по ненавистной записке.
Вот что записка гласила.
Обманывая меня на всем протяжении нашего пути, они хотят теперь, чтобы теперь я стал лжецом! И каким!
Скрипнула дверь, и в щель заглянуло красное, со следами свежих ожогов безбородое лицо Олника.
– Фатик, а может, я…
– Я думаю! Во-о-он!
– Хозяин боится, что ты расшибешь все имущество, и…
– Гномья курва! Во-он!
– А может, того, подумаем вместе?
Вместо ответа я схватил ножку табуретки и швырнул в дверь.
– Не лезь мне под руку, я сошел с ума! Арррр!
Мой бывший напарник исчез. Во дворе что-то вопил хозяин, ему отвечал спокойный бас Скареди и подпевал – искаженный и хриплый голос Монго.
Я заметил ларь для одежды и с разбега ударил его ногой. Треснула крышка. Я заревел, поднял ларь и швырнул им в стену. Ларь с треском распался на доски, из него посыпалась какая-то ветошь пополам с молью. Я налетел, начал топтать ногами, размахивая клинком. Я желал амока, который часто настигает варваров Джарси в острые моменты, но амок не приходил, и от этого я закипал еще больше. Я рычал, вопил, размахивал мечом и крушил им стол – в щепу.
Остановился передохнуть, поднял голову и во дворе увидел Крессинду. Бедовая гномша имела растерянный вид – открыв рот, она смотрела на мои буйства и, клянусь, в ее маленьких глазках явно отпечатался страх. Я набычился и, пригнувшись, плечом врезался в оконный переплет. Он вылетел наружу, и тут же из-под окна мелкой рысью сыпанул Олник.
– Во-о-он! – заорал я. – Все вы! Все… вы!
Дверь скрипнула в третий раз (я дал себе слово убить владельца постоялого двора за эти скрипы). Повернувшись, я увидел одного знакомого мне эльфа. То есть не эльфа… а, черт, забудем. Квинтариминиэль смотрел на меня с прищуром – строго.
– Безблагодатность… – заикнулся он.
Я ринулся на него с мечом наперевес.
– Яханный фонарь, вон, арррр!
Он исчез. Удар меча оставил на двери глубокую зарубку.
