– Они – кто? Толком говори!
Не знаю, что он увидел на моем лице, но подтянулся, словно при виде начальства, и стал рассказывать:
– Так точно, ваше благородие! Мы с квартальным надзирателем стояли, разговаривали, а вдруг шум раздался. Вроде как толпа народа идет. Мы за угол, а там матросы. Николай Власьевич им навстречу и с вопросом: кто такие? А его в кулаки. С ног сбили. Я револьвер выхватил, а мне говорят: шумни только и мы тебя пристрелим, а сами в меня целят. Потом револьвер забрали и говорят: беги, пока цел.
– Эх ты, заячья душа! Сразу в бега! – не удержавшись, съязвил Кузьмич. – И Власьича бросил. Э-эх, ты!
Городовой повесил голову. Только теперь я увидел, что это совсем молодой парень.
– Куда они шли?
– Не знаю, ваше благородие.
– Остолоп, мать твою! – уже не сдержался я.
Дело, судя по всему, было серьезное и счет, возможно, шел уже на минуты. Надо было что-то решать.
«Но что происходит? Мятеж? Так почему Мартынов…»
– Там это… – еле слышно пробормотал городовой. – Светлану Михайловну…
– Говори! Что с ней?!
– Ее шайка Фомки Нехвестова схватила. У доходного дома Маркотиной. Я по другой стороне улицы бежал. Краем глаза видел.
– Видел и не вмешался?!
– Так это… Их много, а я без револьвера, а шашка…
– Покажешь! Живо!
– Слушаюсь, ваше благородие!
Городовой развернулся и припустил что было сил. Я помчался за ним. Улицы, по которым мы бежали, были пустыми, видно, слухи уже разнеслись в этой части города и народ попрятался по домам подальше от беды. Я расслышал вдалеке выстрелы, но в этот самый момент городовой остановился.
– Вон туда. Там, – и полицейский показал рукой в глубь двора.
– Исчезни!
Скользнув во двор дома, я сразу увидел притулившийся к забору флигель, а у его двери крутившегося парнишку. Видно, оставленный за сторожа, тот, вместо того чтобы охранять, приоткрыв дверь, сейчас прислушивался к тому, что делается внутри дома. Он настолько был увлечен своим занятием, что почувствовал чужое присутствие за своей спиной уже в момент своей смерти. Хрустнули перебитые шейные позвонки, и тело стало мягко заваливаться на бок. Оттолкнул его в сторону и, широко распахнув дверь, быстро вошел внутрь. Двое насильников, зажав девушке рот, сдерживали бьющееся в судорожных движениях тело, распростертое на деревянном топчане. Платье было задрано по пояс, открыв молочно-белые ноги. Третий бандит со спущенными штанами в этот самый миг пытался взгромоздиться на девушку.
– Светлана Михайловна, это я, Богуславский! Закройте глаза и расслабьтесь, а вы, господа, получите удовольствие!
Первым умер насильник со спущенными штанами, только успевший соскочить с топчана. Нанеся добивающий удар ногой по оседающей фигуре, я с разворота левым кулаком раздробил висок второго бандита, отправив его грязную душу в ад. Третий, даже не помышляя о сопротивлении, попытался проскочить мимо меня к двери, но будучи схваченным за ворот, отлетел к стене. Шагнув к нему, я нанес сокрушающий удар в грудь – и конвульсивно изгибающееся тело мешком рухнуло у моих ног. Быстро развернулся к Антошиной.
Девушка, как только ее отпустили грубые руки, сжавшись в комок, прижалась к стене. Ее бил озноб. Подойдя к топчану, я сказал:
– С вашего разрешения, Светлана Михайловна, возьму вас на руки, – и тут увидел, как она открыла глаза и заплакала. – Успокойтесь. Все закончилось.
Вынеся ее на улицу, осторожно поставил на ноги. Она, словно не веря в то, что происходит вокруг нее, оглядела пустую улицу, потом посмотрела на меня. В ее больших, мокрых от слез глазах гнездился дикий страх.
– Я ничего… не могла… сделать. Я кричала… Они тащили меня. Они… – она словно с силой проталкивала слова сквозь перехваченное страхом горло.
– Да успокойтесь вы, ради бога! Все страшное уже позади!
– Нет! Вы не понимаете! Их липкие пальцы… Они хватали меня везде… Это было так страшно! Я… – Она была уже готова взорваться плачем, забиться в истерике, как я крепко прижал ее к своей груди и тихо сказал на ушко:
– Ваши стройные ножки выглядят просто жуть, как соблазнительно, Светлана Михайловна.
Несмотря на шоковое состояние, до нее все же дошел смысл моих слов. Она замерла, осмысливая сказанное, потом уперлась кулачками в грудь и оттолкнулась от меня. Несколько секунд смотрела на меня сквозь слезы, а потом прерывающимся, ломким голосом тихо спросила:
– Что вы сейчас сказали?
– Об этом мы потом поговорим. Теперь нам надо идти, Светлана Михайловна. Гости ждут, – и я, взяв ее под руку, повел по улице.
