Она кивнула.
Я вздохнула, чтобы хоть как–то заполнить неловкое молчание:
— Лене, послушай, я не знаю, говорил ли тебе Тренд что–то о своих делах…
— Я знаю, что он нарушал закон, — ответила она. — Мне всё равно. Он был мой отец.
— Его убили по приказу владельцев «Санчез Алюминий».
— Синдикат «Паласио». Да, Руди мне сказал. До вчерашнего дня я даже не слышала о них.
Лене спрятала лицо в руки. Я ожидала, что она расплачется — она имела на это полное право. Но произошло нечто другое. Она повернулась ко мне и вытерла глаза:
— Это ты взорвала комбайны «Санчез Алюминий»? Тебя попросил отец?
— Да.
— А зачем?
— Он хотел взять контроль над производством алюминия — точнее, ему нужно было производство кремния. Он мог перехватить санчезовский контракт с городом, но для этого нужно было парализовать их производство.
Какое–то время Лене молча смотрела перед собой, потом кивнула:
— Это похоже на отца. Он вечно придумывал всякие схемы.
— Послушай, у меня есть одна идея, — сказала я. — Но мне понадобится твоя помощь.
— Тебе нужна помощь калеки–сироты?
— Точнее, калеки–сироты, которая при этом миллиардерша, — я подтянула ноги и уселась на кушетке лицом к ней. — Я собираюсь завершить то, что обещала Тронду. Я уничтожу кислородное производство «Санчез», но мне нужно, чтобы ты была готова перекупить этот контракт.
Как только ты приобретешь контроль над поставкой кислорода городу, «Паласио» согласится продать тебе «Санчез Алюминий».
— С чего бы им соглашаться?
— Потому что, если они откажутся, ты организуешь свою собственную компанию, и, учитывая, что у тебя будет дармовая энергия, срежешь цены и обанкротишь их. Они, конечно, бандиты, но при этом ещё и дельцы. Ты предложишь им выбор: выйти из игры, получив хорошую компенсацию, или поглядеть, как обрушится их производство. Они согласятся. Ты же унаследовала все компании Тронда, не так ли?
— Ещё нет, — ответила Лене. — Это огромное состояние в евро, долларах, иенах и вообще любой валюте, какая только существует в мире. Плюс различные компании, портфели активов… Один господь знает, сколько там всего. Я не могу распоряжаться этим имуществом, пока мне не исполнится восемнадцать. Дело о наследстве будет тянуться месяцы, а то и годы.
— Но это не относится к местным жетонам, — сказала я. — Здесь отсутствие чётких законов работает в нашу пользу. Его местные счета перешли в твою собственность, как только доктор Рассел официально объявила его мертвым. А я знаю, что он перевел чертову тучу денег в жетоны именно потому, что готовился к покупке «Санчез Алюминий». Так что деньги у тебя есть.
Она молча смотрела куда–то вдаль.
— Лене?
— Дело не в деньгах, — наконец произнесла она. — Дело во мне. Я не могу. Я не отец. Он–то был настоящим мастером таких сделок, а я ни черта во всём этом не понимаю.
Я повертела часы её отца в руках. На оборотной стороне платинового корпуса была выгравирована какая–то надпись на норвежском языке. Я указала на неё Лене:
— Что здесь написано?
— Himmelen еr ikke grensen. Это означает «Даже небо не предел».
— Он всегда был уверен в себе.
— Это его и убило.
Я полезла в карман и вытащила мой швейцарский складной нож. С помощью щипчиков я вытащила боковые штифты, сняла с браслета три звена и вновь скрепила браслет.
Я взяла Лене за руку и надела часы на её запястье. Она не сопротивлялась, только озадаченно глянула на меня. Я защелкнула застежку:
— Вот, теперь они не будут падать.
Она долго смотрела на часы. Потом стерла со стекла пылинку и сказала:
— Значит, я должна это сделать.
— Так как?
— О’кей, я сделаю, что ты просишь, — Лене смотрела прямо перед собой. — Я уничтожу этих сволочей.
И я в первый раз заметила, что у неё отцовские глаза.
