Девушки на себе вон, одежду рвут, так тебя хотят.
— И на мне — тоже. — Я поправил галстук, который изрядно скособочился. — Не поверишь — сам поражаюсь своей популярности.
В это время пропищал магнитный замок хранилища и послышался голос Чиненковой, которая что-то объясняла Катерине, чья смена была сегодня. Кассиры по неделям у нас работают. Посменно, вахтовым методом. Неделю — одна, неделю — другая.
Хорошо еще, что завкассой София Сергеевна в отпуске. Если бы баба Софа (так ее называют в народе) нынче трудилась, то все, какая там тайна. Она бы еще столько дополнительных подробностей навертела — только держись. Да таких правдивых, что даже я, непосредственный участник событий, сам бы в них поверил.
Катерина — другое дело. Она совершенно лишена как воображения, так и желания с кем-то общаться в принципе. Она из цоколя вообще наверх не вылезает, как с утра запрется в своем хранилище, так только в туалет из него и выходит. Нелюдимая она у нас. Ее так в народе и называют — «дитя подземелья».
— Надо, — донеслось до меня. — Катя, я вообще о чем-то прошу редко, ты же знаешь.
— Не положено, — равнодушно ответила кассир. — Вы же в курсе.
— Под мою ответственность, — раздался голос с лестницы. — Володя, давай, веди эту красавицу в пересчетную. Вы же туда ее хотели определить?
Это был Силуянов. Час от часу не легче.
Значит, все-таки есть тут камеры, в этой части этажа. А говорили, что столовая и туалеты не просматриваются. К кассе-то Романова не подбегала, это точно.
— Туда, — отозвалась Чиненкова. — Вадим Анатольевич, тут что-то непонятное. Аня даже про наркотики упоминала. Я вот думаю…
— Непонятное — это по моей части, — оборвал он ее. — Потому и пришел. Людмила Петровна, давайте решать проблемы последовательно, хорошо? Сначала надо вот эту красавицу изолировать, чтобы лишние слухи на корню пресечь, а потом уже разбираться будем, что тут к чему.
Романова к тому времени совсем уже обмякла, перестала страстно мычать и дергаться, глядя на меня, только глазами хлопала да судорожно сглатывала слюну.
Очень это кстати, что ее сейчас в «пересчетке» закроют. Как зелье действовать закончит, так у нее память о произошедшем исчезнет вовсе. Во- первых, она забудет странное слово «сингулярность». Силуянов вряд ли разбирается в травничестве, но зато он бывший чекист и слышал о нейролингвистическом программировании. То есть в курсе, что такое слова-активаторы. Кстати, забавно, что-то общее между этими вещами есть. Многовековая пропасть, а смотри-ка ты. И не верь потом в то, что ничего нового под луной не бывает.
Во-вторых, наркотики так не действуют. Человек хоть что-то помнить обязан. А она забудет все. Надеюсь, что все.
Ну и ей самой так лучше будет. Странно, но сейчас мне ее совсем жалко почему-то стало.
Хотя тут впору себя жалеть. Предъявить мне нечего, но в этом и необходимости особой нет, сор на уровень органов правопорядка из избы так и так выносить не станут. Да что органов — эта история даже до руководства не дойдет. А если и дойдет, то в виде слухов и сплетен, не более того.
А вот меня раскатать в блин на предмет увольнения эта дружная компания может запросто. Кристаллы я сбросил, так что козыря у них не будет, но нет такого руководства средней руки, которое не могло бы создать для сотрудника невыносимые условия существования. Все эти страшилки вроде: «Мы тебя уволим по статье», — действуют только на девочек-припевочек первого года работы, опытный сотрудник лишь похихикает, слушая подобное. Уволить сотрудника по статье — задача хоть и выполнимая, но очень, очень многотрудная. В Трудовом кодексе не такой уж большой список этих самых статей, и если у человека есть хоть пара извилин, он под них не подставится. А моделировать ситуацию искусственно — себе дороже выйдет. Трудовая инспекция сейчас большую силу взяла, одно письмо — и жизни организации не будет, замордуют проверками. Раньше, во времена «дикого» капитализма, говорят, людей вышибали с работы запросто. А теперь — фигушки.
Так что с тем, кого хотят уволить, проще договориться. Или, повторюсь, создать такие условия, чтобы он сам сбежал. И речь не про атмосферу нетерпимости в коллективе, а кое о чем похуже. Фиксирование мельчайших нарушений трудовой дисциплины с написанием объяснительных записок по каждому случаю, сваливание на сотрудника всей возможной работы по его отделу, постоянные удары рублем в максимально допустимых пределах — там много инструментов. В таком аду жить долго не получится, даже если ты мазохист и любишь, чтобы тебе было плохо и больно.
Тем временем Силуянов отодвинул Вовку и перехватил у него непонимающе смотрящую по сторонам Романову.
— Пиджак свой дай, — сказал он Южакову. — Сам не догадался ее прикрыть? Хотя о чем я…
Вовка стянул с плеч пиджак и протянул его безопаснику. Тот, придерживая одной рукой еле трепыхающуюся Романову, достал из его нагрудного кармана карточку-пропуск и протянул Южакову, невесело при этом вздохнув, мол, эх, молодежь.
— Забыл, — шаркнул ногой Вовка. — Виноват.
— Ступай отсюда, — велел ему Силуянов. — О том, что видел, — забудь. Сам знаешь, что случится, если пойдут разговоры на эту тему.
— Знаю, — покладисто ответил Южаков. — Не дурак. Так я пошел?
— Сказал же — вали, — буркнул безопасник. — Пиджак потом вон в том шкафу заберешь, перед тем, как домой идти.
