— Джулиус! — кричит он. — Джулиус Спенсер! Что ты с ней делаешь?
Рядом стоит Чарли с побелевшим лицом.
— Джулиус изменился, — говорит он.
Он уже говорил это, в точности это самое, когда рассказывал о случившемся в коттедже Ренфрю. Но только сейчас Ливия начинает понимать, что? могут означать его слова.
Потом шаги возвращаются к двери. Голос Джулиуса. Или не Джулиуса. Он говорит не со всеми, только с Томасом. Как будто точно знает, что Томас здесь, на расстоянии нескольких дюймов, прямо у двери.
— Ты слушаешь, кузен? Как слаб твой запах. Ты раздет? Ну же, набрось свою ярость. Давай-ка я тебе помогу — глотай наживку. Сначала старая леди. Следом Ливия. Тогда ты точно раскроешься во всей красе. И мы обвенчаемся.
— Нет, — молит Томас.
Джулиус словно не слышит его.
— Заперла тебя. Крепкая дверь! Молодец она. Помогла мне. Или это удача. Фортуна — женщина. Я — ее муж, ее дитя. Я — темнота под ее веками. Я…
Голос стихает. Потом шаги опять направляются к кухне. Тишина, которая наступает, хуже любых воплей. Томас пинает дверь. Без толку.
Ливия не может постичь, как эта идея пришла ему в голову. Он действует так, будто все отрепетировал: быстро, точно, без раздумий. Опускает руку в карман ее куртки; вытаскивает баночку с чистейшей чернотой; открывает жестянку сажи из саквояжа Себастьяна и подливает в нее содержимое банки. Затем Томас снимает с гвоздя маску и натягивает резину себе на голову, пока его темные глаза не начинают выглядывать из стеклянных окуляров. От его рта вниз отходит мягкая трубка, похожая на отрезок пожарного шланга. Жестянка легко прикручивается к медному наконечнику трубки. Опять работа Себастьяна. Все подогнано очень точно. Но когда Томас пытается вставить иглу одного из шприцев в стеклянную пробирку, ритм его движений замедляется. Окуляры искажают расстояние, и он дважды не может попасть иглой куда надо, обламывает ее, с трудом заменяет на целую.
Чарли пробует остановить его:
— Что ты делаешь, Томас?
— Ты слышал! Он идет за нами. Сейчас убивает миссис Грендель, а потом примется за нас. За Ливию. Я слишком слаб. Даже дверь не могу сломать. — Томас обхватывает ладонью жестянку, висящую на конце его резиновой морды. — Мне нужна сила. Сила безумия. Это сажа убийц. Самая черная. Из тайных запасов баронессы. А вот это… — он тычет иглой в пробирку и промахивается, — должно оживить ее.
— Ты потеряешься там, — говорит Чарли. — Потеряешься в дыме.
Но все равно встает на колени и помогает Томасу наполнить шприц жидкостью из ампулы. Однако и у него дрожат руки. Тогда за дело берется Ливия. Она протыкает иглой толстый слой фольги, которой запечатана маленькая бутылочка, и заполняет цилиндр шприца примерно на дюйм.
— Хорошо! Теперь влей это в жестянку.
Она колеблется, смотрит на Чарли, потом на Томаса.
— Что с тобой станет? — спрашивает она.
— Делай!
— Что, если…
— Делай!
Томас сжимает ее руку. Ливия наклоняется к нему. Его лицо — резина. Легче всего поцеловать окуляры. Облачко влаги на стекле, под которым дрожат ресницы. Он уже дымит зеленым и желтым: признак агрессивного страха.
— Я люблю тебя.
Эти слова обращены к Ливии и одновременно — к Чарли. Ливия впрыскивает жидкость в жестянку, слышит, как Томас делает вдох. Стеклянные круги наливаются чернилами. Из-под маски сочится темнота. Спазм, сиплое дыхание. Потом Томас отталкивает ее и кидается на дверь, вкладывая в прыжок весь свой вес. Опять и опять он таранит древесину, не замечая боли, пока левая рука не повисает, словно сломанный плавник. Заслышав шум, бегом возвращается Джулиус; когда замок наконец не выдерживает, ему приходится отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под град щепок. Ливия видит его неотчетливо: слишком много дыма — в комнате, но и в ее крови тоже, зараженной бешенством Томаса. Истощенная фигура, пепельно-серая, белки глаз пурпурно-черные. Он по-боксерски поднял руки к груди. Голос его звучит на удивление легкомысленно. Насмешливо.
— Ну вот, — говорит Джулиус. — На этот раз мы без перчаток. И ты нашел маску. Второе лицо. Оно врастает в тебя. Очень скоро перестаешь понимать, где маска, на тебе или нет.
Потом он и Томас исчезают во взрыве дыма.
Это жутко, а кроме того, происходит на расстоянии, непостижимо, скрыто от взгляда. Будто посреди коридора открылась дыра, окно в другое место,
