который преподает философскую теологию. Но Фрэнсис — простолюдин, сын рудокопа, не обученный дисциплине. Он не штудировал теодицею Лейбница или «Три лекции о дыме» Канта.
— Сколько лет вы ходили в школу? — осведомляется Ливия.
— Четыре года. Читать и писать научился, только пользы от этого мало. На книги денег все равно нет.
— Но урок вы мне сегодня преподали.
Он улыбается на это:
— Может быть, наступит день, когда нам нужно будет понять друг друга. Вашим людям и моим.
Фрэнсис не поясняет, что это за люди — его и ее. И так понятно. Бедные и богатые. Неделю назад она сказала бы: порочные и праведные.
— Я всего лишь школьница, — тихо говорит она. — Что я могу сделать?
— Вы будущая баронесса Нэйлор, — отвечает Фрэнсис. И кланяется ей.
Ливия и не представляла, что поклон может одновременно выражать и насмешку, и восхищение. Ответить она не успевает: Фрэнсис уже ведет ее обратно.
Они не произносят ни слова, пока не оказываются возле пещеры любовников. Там по-прежнему пусто. Ливия догадывается об этом по отсутствию звуков, по неподвижности воздуха — они идут в темноте, Фрэнсис опять погасил лампу. Ливия, как ни странно, не возражает. Без света ей теперь даже лучше.
— Давно мы здесь? — спрашивает она.
— Шесть дней.
Ливия вздрагивает. Шесть дней они погребены под землей. Ей казалось, что прошло больше времени. Спать она ложилась раз двенадцать. Оказывается, таков ее природный ритм в отсутствие солнца.
— Нас кто-нибудь ищет?
Фрэнсис отвечает медленно, выбирая слова с большой осторожностью:
— Да. Ходят слухи, что вы были в нашей деревне. Кто-то тратит немалые деньги, стараясь вас разыскать. Люди, знающие, где вы, обещали нам молчать. Поклялись всем святым. Но им предлагают крупные суммы. А у кого-то дома ртов больше, чем они могут прокормить, у других больной ребенок и нужно заплатить лекарю. — Чуть погодя он добавляет: — Лиззи говорит, что ваш друг окреп. Что он может стоять. Ходить.
— Так вот почему вы пришли ко мне сегодня! Из-за нас вы подвергаетесь опасности. Конечно же, мы уйдем.
При этих ее словах Фрэнсис сжимает ладонь Ливии и прикладывает ее себе ко лбу, будто получая благословение.
— Отец придет за вами.
Она слышит, как удаляются его шаги. Кажется, что даже в его походке есть особое обаяние, сдержанная целеустремленность. Ливия улыбается собственным мыслям. Если бы он был несколькими годами младше и чуть симпатичнее, то вполне мог бы понравиться ей — почти так же сильно, как нравится Чарли.
— Вы когда-нибудь приводили ее сюда? — шепчет она ему вслед и зачем-то показывает рукой на пещеру, хотя в темноте это не имеет смысла. — Вашу девушку. Ту, которая любит поговорить.
Доносится его голос, такой тихий, точно он раздается лишь в ее воображении.
— Нет. Когда придет время… в нашу первую брачную ночь — я хочу разделить ее дым. — И потом еще фраза: — В дыме есть жизнь, мисс Нэйлор. Единение. То, чем занимаются люди здесь, — это совсем другое.
Больше Фрэнсис ничего не говорит. Ливия остается лишь гадать, что произойдет с ней, если она поцелует Чарли при свете солнца.
Она отыскивает его и объясняет, что нужно уходить.
— Как можно скорее, Чарли. Рудокопам грозит опасность из-за нас.
Если Чарли и удивлен, то вида он не показывает.
— Томасу лучше, — вот все, что он говорит. И добавляет: — Надо подумать, куда мы направимся.
Они сидят на полу в одной из комнат-хранилищ, где можно не опасаться, что их разговор потревожит сон Томаса. Их бедра и локти соприкасаются, при каждом движении они толкают друг друга. Было бы удобнее, если бы Ливия закинула руку за спину Чарли и положила голову ему на плечо. Она уже почти решается это сделать, но слова Чарли останавливают ее.
— Ты изменилась, — говорит он. — За то время, что мы живем здесь.
— Изменилась? Как?
У него готов ответ на этот вопрос:
— Здесь ты стала счастливой.
