Возница высаживает его возле деревни, в часе ходьбы от школы. Должно быть, уже около десяти. К ночи небо проясняется, и температура падает. От декабрьского снега не осталось и следа, но в воздухе попахивает новыми снегопадами.
Чарли спешит из последних сил, и вот впереди показывается темный силуэт школы. Он уже видел ее с этой точки, при сходном освещении, в тот вечер, когда они возвращались из Лондона. Светится только одно окно, под самой крышей, там, где живет Траут. Директор просил Чарли шпионить за Нэйлорами и, наверное, жаждет получить его отчет. Но Чарли направляется не к Трауту.
Он сворачивает на тропинку, идущую мимо поля для регби, и пересекает небольшой ручеек, направляясь к уединенному коттеджу, который окружен живой изгородью. Большинство учителей живут в главном здании, а по выходным и в каникулы разъезжаются по домам, к женам и детям, или отправляются в альма-матер, где за ними закреплены комнаты. Но несколько преподавателей — самых бедных, как поговаривают не без насмешки, тех, у которых нет ни семьи, ни собственного жилья, — обитают в домиках на границе школьной территории, сдаваемых им в годовую аренду. Тот, к которому подошел Чарли, — жилище Ренфрю. Над узкой дверью зажжена одна лампа, через задернутые занавеси робко пробивается свет второй. На подходе к дому Чарли спускается к ручью, окунает руки в черную ледяную воду и ополаскивает лицо. Без мыла получается плохо, но, по крайней мере, при встрече с учителем он будет освеженным, никаких слипающихся глаз. У дверей висит молоток в виде серебряной совы. Минерва, богиня мудрости.
Перед тем как взяться за ее когтистые лапы и стукнуть ими в дверь, Чарли крестится, хоть и чувствует себя при этом глуповато.
Дверь открывается моментально, чего Чарли никак не ожидал. Словно кто-то сидел за ней. И правда, в скромной маленькой передней стоит табурет. Но никого нет. Чарли опускает взгляд и лишь тогда понимает, кто отпер замок. Ей не больше восьми или девяти лет, девочке в простом сером платье со светлыми волосами, заплетенными в две косички. На узком лице — большие испуганные глаза. Плечи и верхняя часть тела заключены в странный металлический корсет. Из него торчат две пики, по обе стороны шеи, которые заканчиваются там, где нижнечелюстная кость изгибается и поднимается к ушам. Спереди корсет венчает медное колесико — в самом центре грудины. Девочка стоит и дрожит, словно кролик, застигнутый лисой в открытом поле.
— Здравствуй, — приветствует ее Чарли и повторяет, уже мягче и тише, присев на корточки у порога: — Здравствуй. Не бойся меня.
Девочка не шевелится, потом отводит глаза, поднимает руку к груди и порывистым движением поворачивает колесико. И вдруг ее глаза наполняются слезами. Но плача не слышно.
— Меня зовут Чарли, — говорит он, все еще сидя на корточках в дверном проеме. — Я ищу мастера Ренфрю. Понимаешь, я его ученик. Он дома?
Девочка мотает головой — скованно, высоко задрав подбородок, чтобы не задеть пики корсета.
— Значит, ты ждешь его. — Чарли показывает на табурет. — Ты его дочка? Не знал, что мастер Ренфрю женат.
Но диковинная полумеханическая девочка лишь снова мотает головой — все то же скупое движение.
— А-а, ты, наверное, помогаешь ему вести хозяйство. — Чарли поднимается, похлопывает по табурету. — Давай-ка, садись. Может, подождем вместе? Да? Как мило с твоей стороны. На дворе так холодно. Как думаешь, не закрыть ли дверь? Тепло уйдет из дома, и ты простудишься насмерть, стоя на сквозняке.
Ренфрю появляется через час. Они не сдвинулись с места, Чарли и девочка: так и стоят в передней, в двух шагах друг от друга, разделенные табуретом, на который девочка боится сесть. За это время Чарли несколько раз собирался выйти и дождаться Ренфрю на улице. Но было боязно оставлять ребенка одного в пустом доме. Чарли так и не вовлек девочку в беседу, даже не заставил ее улыбнуться, но все же чувствует, что его присутствие утешает ее; что не он — причина ее страха, а нечто другое, бремя, отягощающее ее детскую душу настолько, что она едва смеет дышать.
И вот они слышат звук шагов на гравийной дорожке. Чарли открывает дверь заблаговременно, чтобы как можно раньше сообщить о своем присутствии и извиниться за вторжение. Доктор Ренфрю одет в верховой костюм из темной кожи, весь заляпан грязью и распарен после энергичной скачки. Но лошади не видать, — должно быть, ею уже занялся кто-то из прислуги. Заметив Чарли, учитель застывает на месте; на его лице отражается удивление, даже беспокойство. Потом он приходит в себя, продолжает движение к дому и перебрасывает хлыст из правой руки в левую, готовясь к рукопожатию.
— Мистер Купер! Какая неожиданность! Вот так сюрприз. Прошу, входите в дом.
Ренфрю отдает шляпу и перчатки зажатой девочке, садится на табурет и стягивает сапоги.
— С вашего позволения… Я только что из парламента. Меня попросили высказаться по нескольким вопросам, связанным с будущим страны.
Он морщится, освобождая стопы из длинных сапог, и обувает домашние туфли, которые торопливо подносит девочка. Из-за корсета с пиками все ее движения кажутся неестественными.
— Бесполезное заседание. Полный зал болванов, которые только и могут, что кричать о «традиции». Немногим светлым головам и слова не дали сказать. С ума можно сойти от этого балагана. — Ренфрю хмурится. — Но что это я разболтался, ведь говорить нужно вам, мистер Купер! Вас ищет пол- Англии, в том числе ваш отец, который примчался из Ирландии и требует закрыть границы! Последний слух гласил, что вас похитили цыгане. Хотя есть и другие, куда более причудливые. Рад видеть вас целым и невредимым. Но давайте же, выкладывайте: что с вами произошло?
Чарли смотрит на угловатое, серьезное лицо учителя и не находит нужных слов. Поэтому он делает то же, что всегда, — улыбается:
