— Через тернии к терниям, — продолжал начальник Дальней. — У нас так часто говорят. Одно дело, когда живешь где-то там, — он кивнул на вечернее, гладкое, как лист меди, небо, — и совсем другое — здесь. Оттуда все куда как просто выглядит: бездушный кусок камня среди невыразительных звезд, завод по выращиванию дармовых запчастей. Так ведь выгоднее, Немов. Понимаете?
— А вы хотите сказать, что эта планета — не просто кусок камня и не просто завод? — спросил я.
Он коротко взглянул на меня. В его карих глазах блеснули едва заметные золотые искры.
— А как вы думаете? Если допустить обезьяну к кластеру Н-пространства и положить туда банан? Обучить ее базовым условиям, при которых она сможет этот банан извлечь. А потом, если она, по незнанию, замкнет тумблер, синхронизирует энергетические потоки и…
Он замолчал. Его молчание было красноречивее слов.
— То есть вы хотите сказать, человечество на Деметре — нечто вроде обезьян?
— Нет. — Его губы, скованные нанопленкой, растянулись в тугую улыбку. — Не совсем так.
Я удивленно хмыкнул. Он остановился, вопреки всем инструкциям. Очень внимательно посмотрел на меня.
— Обезьяны взяли палку-копалку. Потом построили первый город. Потом открыли Н-пространство. И наконец, прилетели сюда. Обезьяны используют джунгли, чтобы добыть банан. Точно так же они используют чужие планеты, чужие ресурсы. Н-пространство.
Я молчал. Мои ноги медленно, но верно погружались в песок.
— Поэтому нет никакого человечества, Немов. И не было никогда.
Он подтолкнул меня в спину. Вечернее солнце малевало на небе яркое замысловатое по цветам гало.
— Что-то вы не сильно оптимистичны.
— А у меня есть причины. Например, это.
И он указал на тщательно сложенную, припорошенную песком каменную пирамидку. Над ней висело жужжание — приглушенное жужжание сотен мух.
— Что там?
Воздух над пирамидкой чуть заметно дрожал.
— Муха, — ответил Еремин просто. — Сюда зарыли муху. Дохлую муху с Земли. Но если не заметить, пересечь черту, — он указал на песок, — жужжать будет так, что собственного голоса не услышишь. Поэтому давайте-ка… Осторожно.
Мы обогнули мушиную могилку и принялись взбираться на дюну. Ее покатый бок рассыпался под ногами. На той стороне, обернутый вечерними тенями, будто покрывалом, висел миниатюрный плот.
— Или вот еще пример, — продолжал Еремин как ни в чем не бывало. — С Земли как-то притащили гриб. Обычный гриб, сушеный. Подберезовик. И закопали в песок.
— И во что он вырос?
— В холм. Сначала небольшой, метровый. Потом поднялся на два километра. Пришлось даже базу эвакуировать.
— Надежды на терраформирование пошли прахом? — не удержался я.
— Что-то в этом роде. А холм скоро совсем круглый стал. Потом пошел ветер, песок с него слетел, и выяснилось… Это — туча.
— Туча?
— Да. Натуральная, грозовая. Оторвалась от земли, поднялась в небо. Повисела для порядка. А потом из нее и посыпалось… Вот что, думаете, посыпалось?
— Не знаю. Вода?
— На Деметре-то? В пустыне? Нет, Немов. Грибы.
— Грибы?!
Еремин усмехнулся:
— Ну да. Грибной же дождь.
Он поднялся на плот, взял капсулу-буек. Привычным движением вскрыл Н-пространство.
Я наблюдал за тем, как быстро двигались его руки, как ловко шарили в недрах буйка длинные пальцы. И думал. О Деметре, которая вырастила из гриба тучу, а из цифрового кулона — башню. О словах Еремина, на что способна обезьяна, если ее допустить к управлению Н-пространством. И впервые — об «Интерстаре». О том, насколько его решения целесообразны.
— Мы, конечно, сделаем все по инструкции, — продолжал Еремин, будто читая мои мысли. — Но Деметра — структура сложная. Мы никогда не знаем, как она отреагирует. В частности, на гены старения. «Фотографии» хотя бы взять — уже повод насторожиться.
— Фотографии?
— Да. У нас рабочие давно практикуют. Берешь фотографию, зарываешь в песок. Вот как раз вечером. Куда закопал — на то место памятный камушек. А ночью они приходят.
