— С радостью, брат, — отозвался я. — Что нужно делать?
— Бери лопату и кайло. Придется эксгумировать тела! — торопливо проговорил он. — Я нашел у Жана Батиста кое-что необычное, нужно проверить на этот счет остальных погибших. Начнем с Михаила.
Меня словно ударили под дых. Нет, всего этого было слишком много для моей несчастной головы!
— Экс… что? — с ужасом выдавил я. — А професс разрешил?
— Конечно нет! — Яков поднял капюшон, его глаза пылали нездоровым блеском. — Но Аллоизий в курсе! Професс выпил вина и теперь до утра не высунет носа со «Святого Тибальда». Тем более — в такую погоду!
Сверкнула молния, над хребтом оглушительно загрохотало. Я не мог понять: то ли это Господь гневается, то ли дает знак, что настала пора решительных действий.
— Чего уставился, Куст? Хватай инструмент, маску, очки и тащи свой горб за мной!
…Мы шли сквозь пылевые течения, которые порой становились такими плотными, что гасили свет фонаря. Ржавая поземка грозила сбить с ног. Лагерь перегородили свежие дюны, через которые приходилось переваливаться, набирая песка за голенища сапог. Я не мог даже представить, какой ад творится сейчас за пределами нашей долины.
Раскапывать могилу брата Михаила пришлось мне. Яков помогал, чем мог: светил фонарем и подгонял. Я снял верхний слой щебня, затем, опасаясь повредить гроб, принялся рыть руками. Мои перчатки успели прохудиться, когда наконец я освободил крышку.
— Открывай! — распорядился Яков. — Мы вытащим его из ящика!
Я перекрестился и сдвинул крышку. Яков направил луч фонаря вниз. Засверкала светоотражающая пленка — космический саван Михаила.
— Ну? Чего застыл? — прикрикнул на меня Яков. — Вытаскивай за ноги!
— Похоже, я только что открыл новый вид могильных червей… — ответил я, наблюдая копошение в складках пленки.
— Поздравляю, Куст! — Луч фонаря нетерпеливо дернулся. — Заодно возьмешь образцы для лаборатории. Вытаскивай!
Пониженная гравитация Марса позволила мне в одиночку поднять тело Михаила. Яков взял покойника за плечи, и мы вдвоем понесли одеревеневший сверток к мастерской, не забыв забрать с собой и инструменты.
Биолог отворил двери, клацнул рубильником, который включал освещение, затем, пятясь, втащил тело Михаила внутрь помещения.
— Клади на свободный верстак! — по-хозяйски распорядился он.
Я вошел в мастерскую и осмотрелся, за что едва не поплатился: к горлу подступил весьма объемистый ком. Пришлось с силой стиснуть зубы, чтобы подавить приступ тошноты.
Жан Батист лежал под лампой, слепящей белым светом. Его грудная клетка была распилена и открыта, словно саквояж. Органы были вынуты и покоились в нескольких пластиковых ведрах, над которыми кружила песчаная мошкара. Похоже, Яков собирался сделать то же самое и с Михаилом.
Я попятился и замотал головой, давая понять, что не имею желания принимать участие в этом действе.
— А ты что думал? — Яков сорвал респиратор и фыркнул. — Это тебе не с помидорами разговаривать!
Я отступил к дверям. Маску решил не снимать: лучше дышать пылью, чем смертью. Яков посмотрел на меня, и взгляд его неожиданно смягчился. Он порывисто взмахнул рукой:
— Уходи! Ступай в мою лабораторию! Но не вздумай спать! Я позову, когда понадобишься.
Биолаборатория находилась по соседству с мастерской. Я перебрался через пару молодых дюн и толкнул двери. Щелкнул незапертый замок, меня обступила темнота. Наконец можно было снять маску, очки и перчатки. Я не стал включать основной свет, чтобы подозрительная активность не привлекла внимание братьев на «Святом Тибальде», сел за рабочий стол Якова — подальше от окна. Прерывистые вспышки молний отражались на выпуклостях расставленной аккуратными рядами лабораторной посуды.
Я стал ждать. В лаборатории пахло теплым пластиком и едва уловимо — формалином. Делать было решительно нечего, разве что — молиться. И напрасно Яков предполагал, что я могу уснуть. Уснешь тут… Моя нервная система была переплетением раскаленных проводов, по которым пропустили электричество. Наверное, те же самые ощущения испытала наша антенна дальней связи перед тем, как осыпать территорию лагеря брызгами расплавленного металла.
Время шло, а Яков все не появлялся. Если дело будет продолжаться в том же духе, то до рассвета мы не управимся.
Я выглянул в окно и понял, что бледное созвездие бортовых огней «Святого Тибальда» больше не пробивается через пыльную круговерть, а вместе с ним погас и свет в окнах мастерской. Снова сработала защита, отключив энергосистему поселка. Что, в общем-то, неудивительно в такую-то грозу… Однако я был слишком напуган и взбудоражен, чтобы удовлетвориться само собой разумеющимся объяснением. Я почему-то сразу понял, что гроза тут ни при чем.
Снова нацепил влажный изнутри респиратор, толкнул двери. В свете молний двинулся к мастерской. Чем ближе я был к цели, тем непослушнее становились мои ноги. Каждый шаг — словно под водой и навстречу течению. Острые частички песка впивались в щеки и звонко бились о стекла очков.
За порогом мастерской царила тьма.
