— Тимка, помнишь траншею, когда взвод отступал, в грязной жиже по шею ты меня прикрывал…
Седов, продолжая перебирать ногами и аккомпанируя сам себе, пустился в лихой пляс. Варя захлопала в ладоши в такт танцу.
Седов мгновенно вошел в раж, выделывая ногами замысловатые кренделя. Каблуки его сапог часто-часто застучали по утрамбованному земляному полу. Тимофеев и Варя от души расхохотались.
Шилов вдруг хмуро протянул руку.
— Сержант, дай-ка, теперь я спою!
— Ты поешь? Не знал. Ладно, давай, спой, лейтенант.
Седов нехотя отдал гитару. Он снова уселся рядом с Варей и, как родную, тепло обнял ее за плечи.
Шилов сел на ящики и громко и грозно запел неплохо поставленным баритоном:
— Ревет монстр, снова дышит ядом, забыл про горечь Сталинграда?.. Теперь безумно полагает, что танки «тигр» всех обломают!
Шилов вдруг резко умолк. Глаза потемнели, а по лицу пробежала странная серая тень. Варя высвободилась из настойчивых объятий Седова.
Подавшись вперед, она с тревогой вгляделась в лицо Михаила.
— Миша, что с тобой?
— Ничего! Так. Все нормально!
— Эх, ребята, в последний раз вот так, может быть, сидим!
— Не каркай, сержант!
— Да чего там, лейтенант! Я ничего не боюсь. Как сладкий сок, я жизнь хлебаю, о том, что будет, не гадаю! Понял? В отличие от некоторых. Сейчас спиртику жахнем! Что медицина скажет, а, Варюха? Для дезинфекции, да и вообще.
— Медицина много чего вам может рассказать.
Шилов вдруг решительно отставил гитару. Седов посмотрел на лейтенанта с явным неудовольствием. Шилов грозно посмотрел в ответ.
— Чего волком глядишь, сержант? Погулять не даю? В Берлине гулять будем!
— В Берлине само собой, лейтенант. Фашистские бродяги надолго запомнят русский хоровод!
— А сейчас спать. Отбой!
— Никогда в бою не был, — вдруг просто и проникновенно сказал Тимофеев.
Седов фыркнул и снова попытался обнять Варю. Она отстранилась, но он не отставал.
Для отвода глаз сержант с милой улыбкой посмотрел на обескураженного Тимофеева.
— Бывает, Тимоха!
Варя вдруг вырвалась из горячих объятий сержанта, решительно поднялась, одернула сбившуюся юбку и вдруг с усмешкой посмотрела на Седова.
— Чего вы со мной обнимаетесь, товарищ сержант? Вас командир медицинского взвода Оля Ёлова ждет. Прошлая ночь была бурной, не правда ли?
Лицо Седова мгновенно налилось бурой краской. Он, кажется, сильно смутился, что вообще-то для него было совершенно нетипично.
Так краснеет нагловатый мальчуган, когда кто-то ненароком узнает причину, по которой он смеет вести себя так нагло.
— Ты чего, Варюха?
— Бросьте! Вначале был вам от нее от ворот поворот, но теперь все иначе. Любовник ее высокопоставленный со связисткой в своем штабе фронта спутался. Статная, глазастая, губастая, грудь такая, что она ею «тигр» запросто может таранить. Вера Синицына, знаете?..
— Да?.. А ты откуда знаешь, Варюха?
— Водитель любовника Лешка Чадов, дурачок, склянку спирта от Ёловой заработал, под большим секретом ей рассказал, а я все слышала. Так что куйте железо, пока горячо!
Седов якобы недоуменно выпучил на Варю хитрющие глаза.
— Да ты чего, Варюха! Мы животные, что ли?
— Ага, вот как вы заговорили? Да, товарищ сержант, животные мы, животные!
Варя в отчаянии схватилась руками за лицо. Мужчины оторопели. Варя всхлипнула раз, другой и вдруг горько зарыдала.
Танкисты вскочили со своих мест, и одновременно все трое звучно ударились затылками о настил.
— Тьфу, елки зеленые!
— Ё… перный театр!
— Ах ты, шельма!
Варя, глядя, как парни, ругаясь, трут свои стриженые затылки, невольно рассмеялась сквозь слезы, однако прозрачные капельки продолжали печально течь по ее щекам, как капли осеннего дождика по мраморному оконному стеклу.
