— Прохоровка, сержант, крупный железнодорожный узел. В самом деле, хороший трамплин для удара в любом направлении. Хоть снова к Волге, хоть на Баку, хоть от Курска прямиком на Москву.
— Похоже, права Варюха. Судя по всему, лейтенант, завтра будет на самом деле жарко.
— Эх, токари мы, токари!.. Если вдруг детали точим, цех в два счета обесточим, правда ли, насколько ли, токари мы, токари?..
Шилов опустил лицо в ладони. Воцарилось тягостное молчание. Изумленный Тимофеев раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но, видя тяжелое настроение присутствующих, не решился.
10
Варя беззвучно плакала. Тимофеев подал ей красный с желтым бисером сибирский носовой платок, он был искусно вышит вручную. Варя с благодарностью приняла его и утерла крупные слезы, выступившие в уголках покрасневших глаз.
Шилов и Седов сели на колени перед ящиком с картой, словно тибетские монахи перед священным артефактом. Седов, наконец, решился, вынул из трофейного портсигара самокрутку, но вместо того, чтобы закурить, принялся в глубокой задумчивости, что было совершенно нехарактерно для него, рассеянно нюхать крепкий самосад.
Шилов тем временем скрупулезно промерял циркулем каждый миллиметр карты так, как будто разгадка затаилась где-то между этими самыми двумя миллиметрами топографического пространства.
Вдруг Варя подалась грудью вперед, как молодая курочка к своим драгоценным первенцам-цыплятам.
— Вас всех убьют.
— Хватит каркать, Варюха! Прорвемся. Жаль, что ты поздно вспомнила о пьяном скулеже гитлеровских шавок.
— Я — дура, товарищ сержант! Вначале я не поняла толком, что они имели в виду, а когда сегодня утром услышала от комбата о нашем грандиозном контрнаступлении, вдруг вспомнила.
— Лучше поздно, чем никогда. Срочно доложи комбату!
— Я ему первому все рассказала. Он ответил, что поздно. Ничего нельзя сделать. Его просто признают паникером и трусом. Теперь приказ о контрнаступлении никто не отменит.
— Тимоха, а ты чего молчишь?
— Так, как же, товарищ сержант, я, как говорится, человек новый.
— Новый?.. Ты же, кажется, таежник! Что делать, если волк затаился и знает, откуда охотник идет?
Кротость Тимофеева мгновенно улетучилась, как дым от бодро разгоревшегося сухого можжевельника. Глаза бывалого охотника вдруг налились какой-то неведомой свинцовой силой.
— Все просто, товарищ сержант. Запах свой оставлю в том месте, откуда он ждет, а сам подкрадусь к серому ворюге с той стороны, откуда он, бродяга, не чует. Опять же ветер должен тянуть от него на меня.
— Ветер?.. Ага, ветер, значит. Слышь, лейтенант, у таежника все просто. А мы чего носы повесили?
Шилов вдруг громко вскрикнул. Все с изумлением повернули головы и воззрились на него.
Седов резко подался к своему командиру.
— Ты чего, лейтенант? Опять «шорох»?
— Слушайте, вернее, слушайте и смотрите, вот показываю на карте. Здесь противотанковый ров. Видите?.. Высота — пять метров. Он еще весной вырыт нами против немецких танков. Соответственно крутой отвесной частью он обращен на восток, к нам. Понятно?!
— Ба, точно!.. Резьба под болт, лейтенант.
— Надо на скорости проскочить эскарп и вырваться к высоте. Сумеем, сержант?
— Если корму танка чем-нибудь утяжелим, Толян сдюжит.
— Какой Толян?
— Толян — это Т-34, Тимоха. Пора знать. Так, слушайте меня внимательно, братцы-кролики! Все, что есть, какая одежда и белье теплое, всякое, какое есть, перед боем на себя наденьте, чтобы не побиться. Прорвемся, вот увидите. Теперь я точно знаю!
Шилов решительно свернул карту и поднялся с колен на ноги.
— Пойду, доложу план комбату.
— Миша, я с тобой!
— Хорошо, Варя, пойдем. А где Ласка?..
