Шилов и Тимофеев присели на пустые ящики из-под продуктов, которые Тимофеев также догадался притащить из бронетранспортера, откинулись спинами на пологий скат воронки и приготовились слушать. Варя села на свою санитарную сумку, повернула письмо к свету лампы и приготовилась вслух переводить с немецкого.
Лист бумаги обгорел в нескольких местах, но текст письма был так аккуратно, можно сказать, каллиграфически выведен жирной черной тушью, что разобрать подпорченные слова не составило особого труда.
— Итак, ребята, вот что здесь написано: «Эрик, дорогой мой, ты знаешь мои связи. Если захочу, то самого Сталина хорошенько пропарю веником в русской бане. Пока что не хочу и вряд ли захочу, поэтому дружу с известным тебе фельдмаршалом. Сегодня, в день рождения фюрера, он мне поведал, между прочим, следующее. Советы сумели наштамповать колоссальное количество танков Т-34, но теперь у нас есть средства по их уничтожению, прежде всего, конечно, „тигр“. Замысел таков. Русским слита информация о нашем грандиозном наступлении на Курском выступе. Они проглотили наживку и сосредоточили на выступе огромные силы. Идти в лоб на их многослойную оборону — самоубийство. Только идиот сотворит такое. Наша задача — перемолоть советские танки. Люди, искренне сочувствующие рейху и лично фюреру, сидят не только в штабах Италии и Японии. Есть они в штабе Воронежского фронта и в других советских штабах. Сигналом для них будет наш удар в районе Белгорода на север прямиком на Курск, причем не позже июня, крайний срок — начало июля. Тогда наши люди в советском штабе поднимут тревогу: мол, все висит на волоске, но есть выход — ударить всеми имеющимися резервами во фланг немецкому наступлению. Они сделают все, чтобы резервы, новенькие Т-34, только что поступившие с Уральского и других заводов, были брошены в Прохоровскую горловину, о которой я тебе говорил. Останется перебить русские танки, как стадо кабанов из засады. Используй возможность! Уничтожай советские танки, как в тире, набирай заветное количество — сто машин. Тогда ты стремительно пойдешь на повышение. Ты знаешь мои связи. Захват складов под Прохоровкой с продовольствием и боеприпасами, которые наши люди в советских штабах организовали именно в этом месте, обеспечит человек фельдмаршала. Он будет ждать тебя в советском танке, запомни координаты, — пятьдесят один градус три минуты северной широты и тридцать шесть градусов сорок пять минут восточной долготы. Ориентир — водонапорная башня. Человек покажет тебе удостоверение личности. По советским документам он полковник Сокольников Леонид Борисович. Ты покажешь ему свою половину монеты и скажешь „Моя честь зовется верностью“. Он достанет из планшета вторую половину известной тебе монеты и скажет пароль „Все за Фатерлянд и даже больше“. Бери его к себе в танк и переодень в робу германского специалиста. Он проводит тебя к складам, покажет, где что хранится, у него есть копии всех ключей. В общем, он будет твоим верным гидом и связным по координации маршрута дальнейшего продвижения. Возможно, с ним будет русская связистка из штаба фронта, она знает коды связи. Короче говоря, мальчик, все подготовлено для того, чтобы стремительным броском взять Курск и вынудить Сталина пойти на сепаратный мир. Тогда все интриги жирной свиньи, так я зову, ты знаешь, Черчилля, окончательно рухнут. После успешного прорыва тебя ждет отдых в Италии. Я все для тебя организовал. Как всегда, будут коньяк и девочки. Они скучают! Дерзай, мой мальчик, и будь на высоте. Письмо и половинку монеты спрячь в трость, теперь ты знаешь ее секрет. Обнимаю тебя, мой дорогой фельдмаршал!»
Варя умолкла.
— Занятно, — сказал Шилов. — Так что же получается…
Вдруг обгоревшие ветки, которыми для маскировки Варя по совету Тимофеева заложила выход из воронки, осторожно зашевелились, и сквозь них проступило морщинистое усатое лицо в лихо заломленной советской пилотке. Заметив усы, Варя поперхнулась и прекратила чтение.
Неизвестный озорно заглянул внутрь.
— Я сержант Карпилов из взвода разведки. Есть кто живой? Батюшки! Да вы здесь, братцы, как на даче устроились. А я говорю ребятам: смотрите, вроде свечение какое-то из земли. Они, сорванцы, смеются. Нет, говорят, никакое не свечение, а, наверное, в глазах у тебя, старый хрыч, светится после сегодняшней свистопляски. Молодые они, дурни, одним словом, а я все же решил проверить.
Сержант внимательно оглядел веселую компанию, расположившуюся у походной масляной лампы, словно все еще сомневаясь, что обнаружил советских бойцов.
— А вы часом не эсэсовцы переодетые?..
В ответ Варя нахмурилась и резко поднялась с места. Пехотинец настороженно вскинул свой ППШ. Девушка, строго глядя на пехотинца, одернула черные от сажи лохмотья на стройных бедрах, — все, что осталось от того, что еще утром было новенькой, аккуратно отутюженной форменной юбкой.
— Товарищ сержант, я — санинструктор сержант Алова из первого батальона капитана Савельева двадцать девятой танковой бригады полковника Климова. У меня на руках двое тяжелораненых — командир танка младший лейтенант Шилов из батальона Савельева и член его экипажа, заряжающий рядовой Тимофеев.
— Понятно, дочка. Не обижайся! Наш солдат везде выживет. Хоть на болоте, хоть в лисьей норе курорт устроит. Сейчас пришлю бойцов. Эвакуируем вас в тыл!
— А к водонапорной башне у станции сможете доставить?
— Мы не такси, хотя, кажись, повезло тебе, лейтенант. Мы здесь у фрицев штабной автобус угнали с их полковым штандартом, так что прокатимся с ветерком. Однако вначале мы поглядим, что вы за гуси!
