– Ага, мы вылетим, а тут твои орлы с мухобойками.
– Слово даю, пальцем никто не тронет, ежели согласен убытки мои возместить. А иначе гляди, хужее будет.
– Как говаривал мой знакомый гуру, не пугай махатму чакрой, – откликнулся Сангре. – А что до грошей, то ты их из моей сумки отсчитай.
– Так их я за бесчестье взял, а за ночную татьбу с тебя на особицу причитается и вдвое больше. Потому и сказываю, что не тронут вас мои людишки. С покойников-то я ничего не возьму. Давай, выходь без опаски.
– Интересная мысль. Подумать надо, с политбюро посоветоваться, с центральным революционным комитетом.
– А что за бесчестье? – вполголоса поинтересовался Улан.
– Да так, пустячок, вчера зубы ему пересчитал, когда тебя повязали, – отмахнулся Петр.
– При всех? – ахнул Улан.
– Ну да. Времени не было отводить его в сторону.
– Ну сколь можно? – донесся до них приторно-ласковый голос Ивана Акинфича. – Али меня напужался столь сильно? Так ты не боись. Вот глякась, пред храмом крещусь, что не трону.
– Ай, перестаньте, я вас умоляю! – крикнул в ответ Петр. – Это у слоника уши большие, вот ему лапшу на них и вешай. А меня нечего за хобот водить, в смысле, за нос. То, что ты иногда честный человек – за это знает вся Дерибасовская. Но любой биндюжник на Привозе подтвердит, что эта честность содержится в тебе, боярин, в таких гомеопатических дозах, что ее надо разглядывать в микроскоп. Нет, если ты готов поклясться за нашу неприкосновенность в синагоге, преклонив колена перед далай-ламой и возложив лапу на Коран, таки мы рассмотрим твое предложение повнимательнее.
– Слыхали, яко сей басурман меня от нашей православной веры отвращает? – после недолгой паузы заметил Иван Акинфич своим людям и громко крикнул: – Так что, не желают вылетать мухи?
– Спутал ты немного, – невозмутимо поправил Сангре. – Мы больше на шмелей похожи, и жала у нас при себе, имей ввиду. Первого же поца, попытающегося сюда войти, тяпнем так, что мало ему не покажется. И пока шершень не прилетит, мы отсюда ни ногой.
– Это какой же шершень вам нужон?
– Князь! – И Петр заорал во всю глотку, желая, чтоб его услышал не только боярин, но и ратники. – Пускай Михаил Ярославич знает, как обходятся разные шлимазлы с посланцами от его будущего родича Гедимина, о чем написано и в той грамоте, что была у меня в сумке.
– А они не того? – вполголоса опасливо спросил кто-то у боярина. – Вдруг их взаправду литовский князь прислал. Тады…
– Сказываю же, выкрали они оную грамотку у истинного гонца, – сердито оборвал Иван Акинфич и рявкнул. – Ну же! Ломайте дверь, да поживее. Да бревно оставьте, нечего с ним.
– А как нам…
– Да так! Секиры у вас на что?! Да скорее рубите, а то эвон, светать начало.
Через несколько секунд раздался первый удар – острое железо вгрызлось в дерево.
– Как я понимаю, наша грамота попала в руки боярина, – задумчиво протянул Улан.
– Ой, ну я тебя попросю, – взмолился Петр. – Ну, забыл я ее вынуть из сумки, так что, убить меня за это?!
– Мудро сказано, – согласился Улан. – Главное, вопрос с ответом в одном флаконе. И займется этим Иван Акинфич. А после вчерашнего прилюдного бесчестья, будь уверен, экзекуцию над тобой он проделает лично, никому не доверит.
Петр посопел и буркнул:
– Смеяться над чужой глупостью большого ума не требуется, посему будь ласка, закрути извилины своих гениальных мозгов в иную сторону и срочно что-то придумай, иначе тебе Изабеллы больше никогда не увидеть.
– Как это?!
– А так! – огрызнулся Сангре. – Ты ж сам нашу дальнейшую судьбу предсказал, когда они дверь выломают. А у покойников глазки закрыты. И поверь, что наши гробики они даже поганенькой красно-полосатой тряпкой с кучей звезд не покроют, то бишь закопают безо всякого почету и пиетету, как распоследних босяков с Молдаванки. Да что я тебе говорю, когда ты сам мне перспективу предрек. Ну? Что-то надумалось? – Улан в ответ смущенно промолчал. – Понятно, – вздохнул Петр. – Ладно, тогда я сам, – и выругался. – Ах ты ж, чёрт, ни одна идея в голову не идет. Пройтись бы, да негде.
– Как негде? Здесь кубатура вполне.
– В этой средневековой комнате ужасов? Нашел дурака!
– Почему ужасов?
– Потому что темно и кругом одни грабли, даже сверху. Шишек нахватаю и этим все закончится.
– Ну тогда давай я попробую. Ты, кстати, вчера сколько гривен с собой прихватил?
– Двадцать, а что?
Улан вместо ответа молча отодвинул друга от двери.
