К вечеру вторника величие арены «Крафтс» уже едва угадывалось в глубинах памяти. И оно целиком исчезло в ту минуту, когда я кликнул на имейл из Афганского центра. Я сразу же понял, о чем он, и мне вправду не хотелось открывать его. Не открой я его, возможно, эти новости не стали бы реальностью. Но я знал, что уже слишком поздно. Это случилось. Блю, афганский беспризорник, подаривший столь много уюта принявшему его американскому солдату, умер.
В своем имейле Кошан писал, что лейшманиоз у Блю находился в поздней стадии и был неизлечим. У персонала центра не было другого выбора, кроме как усыпить Блю и тем самым прекратить его страдания. Я просто сидел, глядя на недавнюю фотографию Блю, присланную мне Кошаном всего за несколько дней до нашей поездки на «Крафтс». Он также смотрел на меня своими большими печальными припухшими глазами, позируя для камеры.
Это было как удар молота для меня лично и для фонда. Блю стал первым псом, которого мы не смогли спасти. Хуже того, я теперь должен был сообщить эту новость американскому солдату, продолжавшему служить в Афганистане.
Прежде чем сделать это, я написал Кошану и поблагодарил его за все, что он попытался сделать для спасения Блю. Из его письма явствовало, будто он чувствует, что центр каким-то образом нас подвел. Но ясно было, что случившееся не его вина. Причиной того, что Блю не выжил, стали недостаток средств и, что гораздо важнее, полная невозможность достать вакцину и лекарства. Только и всего.
Отослав имейл Кошану, я улучил свободную минуту и начал сочинять имейл для американца. Он все так же находился где-то на переднем крае, но я понятия не имел, где. Блю значил для него все и был верным товарищем на протяжении суровой (я знал это) службы. Эта новость будет для него тяжелой.
Я изложил ее кратко. Но для этого мне пришлось предпринять несколько заходов, прежде чем я нашел верные слова.
Такие послания не входили в расчет, когда я мимоходом решил создать наш фонд. Я представлял, что у нас будут только истории со счастливым концом и вечеринками в честь триумфального обретения дома.
Но не на этот раз.
Я перечитал имейл еще раз и нажал команду «send». Встал и выключил компьютер. Остальные имейлы могут подождать. Я спустился вниз, на кухню, и присоединился к Лизе, намеренно слегка толкнув ее, когда протискивался мимо.
— Хочешь пива? — спросил я, наклоняясь и доставая бутылку из открытого буфета за собачьей миской для воды.
Лиза, резавшая картошку для ужина, бросила на меня насмешливый взгляд.
— А не рано ли? Сегодня только вторник, — сказала она.
— Да, я знаю, — ответил я, потянувшись за открывалкой, — но Блю не смог выжить.
Лиза прекратила резать и повернулась ко мне лицом. Я протянул ей открытую бутылку и потянулся за другой — для себя. Внезапно я понял, что мы оба больше не чувствуем голода. Вместо ужина мы пошли в общую комнату и затеяли там возню с нашей стаей, разлегшейся на полу. Никто из нас не произнес ни слова. Слова нам были не нужны.
Стоял великолепный летний вечер, безоблачное небо становилось темно-синим, пока я смотрел на горы на западе. Жара вязла вокруг меня, как клей, хотя на моих часах уже было за шесть. Когда стая уже нагулялась, я мог бы закинуть в фургон мою обувь для скалолазания и мешочек с магнезией и отправиться на пустошь для вечернего болдеринга.
Оттачивать движения во время подъема на скалистые гранитные пики Дартмура — вот все, о чем мечтал я, просиживая бесчисленные утомительные часы на дежурстве.
Но прямо сейчас я чувствовал душевное опустошение.
Вместо лазанья по скалам я выгреб из холодильника пару бутылок пива и плюхнулся в розовое пляжное кресло, которое мы использовали для отдыха в саду за домом. Ясное дело, не я выбирал расцветку.
Компьютер фонда даже не был включен, и это, в любом случае, было неправильно, особенно если учесть, что я знал о существовании нескольких имейлов, которые требовали немедленного ответа.
То был чудесный летний вечер, и в этот раз я хотел потратить некоторое время на себя самого. Собаки тоже дали себе отдых. Физз вытянулась на траве, тогда как Наузад и Бимер спрятались от жары в прохладных стенах кухни, развалившись на кафельном полу и тяжело дыша. Только Тали пришла, чтобы посидеть со мной. Пока я лежал, впитывая последние лучи вечернего солнца и попивая пиво, я гладил ее по голове свободной рукой.
Меня позабавил вид Тали, когда она, робко исследовав запах пива от бутылки, которую я поставил между своих ступней, задрала нос, словно говоря «вот еще!», перед тем, как резво ускакать в дом.
— А Бимер не такой привередливый! — крикнул я ей вслед.
Бимеру нравится вкус пива — мы с Лизой, к своему ужасу, обнаружили это, расслабляясь как-то вечером в пабе на открытом воздухе после долгой прогулки с собаками в окрестностях Холма св. Михаила. Он выхлебал два последних глотка из пинты, которую я нечаянно поставил на пол рядом с собой и с тех самых пор все остальные стаканы с пивом вокруг стали для него законной добычей. Несколько наших ничего не подозревавших друзей были застигнуты врасплох, стоило им неосторожно оставить бокал с пивом в досягаемости Бимерова языка.
Я не собирался сегодня повторять их ошибку. Как предусмотрительный морпех, я захватил в холодильнике две запасные бутылки и, конечно же,
