большой, уютной коричневой лежанке. Ее нигде не было видно.
Мое сердце подскочило, когда я обернулся и поглядел на Бимера, который рванул на кухню, а потом обратно ко мне, неподвижно стоящему посреди холла, одновременно лая на меня, кажется, уже в тысячный раз.
Мой спокойный вечер разлетелся на миллион осколков, когда мое сердце забухало с повышенной скоростью. Понимание ударило меня, словно кузнечный молот. Я оставил Тали снаружи. Я ринулся к черному ходу с колотящимся в горле сердцем. Когда салют грохотал снаружи, вообразить себе Тали, отчаянно кидающуюся на заднюю дверь в попытках пробить пластиковую панель и обрести убежище внутри дома, не составляло труда. Ее отчаянный скулеж о помощи не услышал никто, кроме Бимера, а я снова и снова его игнорировал.
Я рванул дверь и Тали метнулась мимо моих ног в холл. Внезапно салют громыхнул с удвоенной силой, и вспышка расцветила небо восхитительными синими и красными цветами; организаторы шли на все, чтобы впечатлить публику. Но меня им впечатлить не удалось.
Психическая травма, которую Тали пережила из-за меня, — вот все, о чем я думал. Тали оставалась снаружи, не имея куда спрятаться в течение всего этого неожиданного фейерверка. Я захлопнул заднюю дверь и пошел на ее поиски.
— Спасибо, дружище. Прости, что не слушал, — торопливо сказал я Бимеру после того, как похлопал его по загривку.
Я быстро прошел через коридор в гостиную за Тали. Как и в канун Нового года, она спряталась под кофейным столиком, отчаянно извиваясь и словно бы пытаясь зарыться в землю. Я быстро встал на колени, чтобы просунуть голову и руку под столик.
— Прости, Тали, прости, — повторял я, гладя ее снова и снова, чтобы ее успокоить.
И какого дьявола я не понял, что происходит? Вот же чертов идиот. Маленькое тельце Тали дрожало, словно в лихорадке. Ее глаза, обычно любознательные и ласковые, теперь были широки от страха, она слабо повизгивала. Очередная угроза вселенной была забыта, фильм продолжал бесполезно крутиться в телевизоре за моей спиной, но я не обращал на него внимания.
— Ш-ш, все хорошо, Тали. Прости меня, малышка, — шептал я мягко, пытаясь медленно подтянуть ее тело к себе. Столик был слишком невысок, чтобы я мог просунуть под него что-то кроме головы и шеи, но, когда мы оказались достаточно близко, так что моя голова почти коснулась ее головы, я плотнее подтянул ее к себе.
Какого черта я не пошел проверить, отчего разлаялся Бимер?
— Прости, Тали, прости, — снова прошептал я самым успокоительным тоном, на который был способен, мысленно ругая себя за то, что не догадался, что она осталась снаружи.
Прошло больше часа, прежде чем она перестала дрожать и я смог оставить ее, свернувшуюся на лежанке у парадной двери.
•11•
На ферму!
Знакомые холмистые поля Уилтшира скользили за окнами фургона, пока я рулил вдоль по проселочной дороге. Обычно меня бесит, когда я плетусь позади громыхающего трактора, водитель которого, уверен, получает огромное удовольствие из-за того, что служит причиной промедления. Когда я сигналил ему в надежде, что это поощрит его катить чуточку быстрее по бегущему меж двух лесопосадок проселку, в его зеркале заднего обзора я видел, как он надо мной смеется.
Знакомьтесь, это был мой тесть.
На самом же деле я был рад неспешной езде. Благодаря ей, мне было легче время от времени поглядывать через плечо на пассажира, все еще дрожавшего на заднем сиденье. Если не считать бурых пятен, покрывавших все его худощавое тельце, песик был копией своей мамы, Тали. Маленький Гильменд даже сидел в точности как она тогда, когда ей пришлось ехать в минивэне по этим самым проселкам.
Насколько я видел, испуганный щенок понятия не имел, что происходит. Всю дорогу я пытался подбодрить его, дескать, не стоит париться, но он, конечно же, не понимал меня. Мне оставалось надеяться, что он уловит это по моей интонации.
С приближением середины июля это было настоящее облегчение — съездить в карантинный приют в последний раз, по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. Десятичасовая езда вверх-вниз по трассам, чтобы повидать Гильменда в течение его шестимесячного заточения отнимала у меня время и энергию. А вот он, конечно же, прекрасно проводил время.
За недели, прошедшие в карантине, Гильменд научился лаять и стал любимцем приюта. Вскоре стало ясно, что он является отпрыском Тали во всех отношениях — у него были такие же быстрые ноги и уши-локаторы, способные на мили в округе улавливать малейший звук.
И он тоже любил птиц. Персонал пичкал нас рассказами о том, как он часами сидит и наблюдает за птицами, порхающими вокруг веток деревьев за оградой его вольеры.
За последние месяцы он также стал постоянным фаворитом посетителей карантина, многие из которых находили пять минут, чтобы провести их с
