— Я не знаю, зачем она звонит мне, — отвечает не сразу. — И знать не хочу.
— Ты… ты обещал не врать мне.
— Я не вру.
— Значит, врёт моя сестра?
— Для неё её в новинку, что ли?
Нет… Полина хорошо врать умеет. Но в этот раз что-то не так! Чувствую это! Зачем ей вообще звонить Яроцкому? Ради чего?
— Ты точно не знаешь, что ей от тебя могло понадобиться?
— Я не знаю, чем могу ей помочь.
— Это не ответ.
— Это ответ, Лиза. Я переоденусь и отвезу тебя домой.
— Эм-м… ладно, — соглашаюсь спустя паузу, топчась на месте.
— Так и будешь там стоять?
— Да. То есть… то есть ты просто говорил, что наверху…
— Я шутил, — далеко не весело усмехается. — Разве ты не хочешь увидеть мою комнату?
«Не уверена, что я даже в доме твоём должна находиться.»
Пожалуй, комната Макса совершенно не то, что я ожидала увидеть. Это… эта комната словно и не принадлежит дому Яроцких. Будто я совершенно в другой дом попала. И здесь даже не холодно.
Коричневый цвет преобладает во всём интерьере, меняются лишь оттенки. Широкая деревянная кровать аккуратно застелена гладким одеялом цвета горького шоколада. Тяжёлые шторы на окне отливают тёмной бронзой и плотно задёрнуты. На тёмном полотке ярко горят несколько встроенных светильников. Стены кажутся намеренно состаренными и выкрашены в ореховый, а напротив широкого стола на толстых ножках — ничем не прикрытая кирпичная кладка на которой развёрнута карта мира. Ровно по центру светлым пятном лежит круглый коврик с коротким ворсом; на нём раскидано несколько учебников, будто никому не нужный мусор. В остальном же… такую чистоту и порядок даже в нашей с Полиной спальной не всегда увидишь. Ни одной вещи на кровати. И даже спинка стула не служит вешалкой ни для одной из рубашек; двери встроенного в стену шкафа закрыты, но почему-то даже не сомневаюсь, что вещи в нём находятся в идеальном порядке… ровные стопочки, вешалки…
Оборачиваюсь и обнаруживаю справа от двери ряды открытых полок заставленных различными «мальчишескими штучками», вроде фигурок из конструктора Lego, роботов, чего-то похожего на внутренности различных бытовых предметов: моторчики, шестерёнки, платы… На верхней полке — книги, стопки тетрадей. А на самой нижней несколько фоторамок опущенных изображением вниз, так что не понятно, есть ли в них вообще фотографии.
Слышу звук отъезжающей двери и круто разворачиваюсь обратно.
Я же говорила — идеальные стопки одежды в идеальном шкафу идеальной спальной Яроцкого.
— Что? — спрашивает, стоя ко мне спиной.
— Ничего, — смотрю, как вытаскивает из стопки чёрную футболку и бросает на кровать.
— Не это ожидала увидеть?
— Скорее… наоборот.
Бросает многозначительный взгляд на меня и слабо улыбается:
— Банки из-под пива, бутылки, окурки, мусор?
— Нет, — вновь смутиться вынуждает. — Просто… просто в твоей спальной всё так… правильно.
— Правильно?
Быстро добавляю:
— Но гораздо лучше, чем внизу!
— А, спасибо, — вижу, как плечи дёргаются от беззвучного смешка, возвращается к одежде в шкафу, достаёт джинсы и также бросает на кровать.
Пора бы мне уже и выйти.
— Я здесь только сплю, — говорит вдруг, и я замираю на пороге. — И то не всегда.
— Понятно.
— В основном внизу. Спал внизу. Диван Ярослав тоже скоро заберёт.
— А отец против не будет?
То ли фыркает, то ли усмехается:
— Не будет. — Сбрасывает на пол мокрую рубашку и стягивает через голову футболку, когда я понимаю, что всё ещё не вышла из комнаты, всё ещё стою на пороге и провожаю каждое движение Макса заворожённым взглядом. Боже, я смотрю, как он раздевается! Смотрю на обнажённую спину, на
