Вот с этого его «Вставай»… всё началось.
С этого бархатного тембра, с голоса, каким прежде не говорил со мной…
Со взгляда: холодного, как лёд, но настолько пронзительного, настолько живого, что та самая глупая, одинокая бабочка спящая во мне несколько лет вновь затрепетала обожжёнными крылышками, вновь ударила по самому сердцу…
В тот миг, я этого ещё не понимала. Ненависть к Максу, злость, слепая ярость за то, что он сотворил со мной, во что втянул, была настолько велика, что нет… не понимала, что уже тогда с одним его проклятым словом я вручила себя в руки монстру, позволила обладать собой, сняла запреты.
Тогда… я и представить себе не могла, насколько нежным и ласковым этот монстр умеет быть. Не знала и малой части того, что он смог мне показать. Не видела целый огромный мир в глубине его печальных глаз: заброшенный, разрушенный… мир который однажды был уничтожен. Мир, который я полюбила всей своей раненой душой.
Я бежала. Падала на колени. Вновь вставала, падала, ползла как можно дальше от человека, который по воле судьбы был выбран моим наказанием. Выбран её светом, её болью, её источником кислорода, её смирительной рубашкой.
Слишком поздно я поняла, как глубоко сама себя зарыла.
Слишком поздно поняла, что бежать надо было быстрее. В другой город, в другую страну, в другую часть света! Прочь от Макса Яроцкого. Прочь от чувства, которое стало моей клеткой.
В тот день, когда Максим втянул меня в игру, он запер не меня — он запер моё сердце.
Он не понял этого.
Я не поняла.
Пока не пришло время… платить. И счета были слишком большими. Счета, которые никто не смог погасить.
«Вставай».
Ненавижу тебя за то, как ты смотрел на меня в тот день.
Ненавижу себя за то, как посмотрела на тебя я.
— Вставай, — и руку мне свою протягивает.
А я застыла, как к полу этому приклеенная и смотрю на Яроцкого так, будто меня чем-то тяжёлым по голове огрели и мозги все вышибли.
Смотрю и взгляд от него отвести не могу. Внутри всё бурлит, кипятком обливается при виде его рожи, а под ложечкой как-то странно засасывает, неправильно как-то, но с этим — решила, — потом разберусь, что там и где засасывает. Выносить его не могу! От одного только вида тошнит! Хочется закричать: «Этого хотел? Добился своего?! Ненавижу тебя каждой клеточкой своего организма! До смерти буду ненавидеть! И даже после неё!!! Напыщенный ты козёл!».
Но нет… я ведь молчу. Смотрю ему в глаза и чувствую, как этот взгляд поглощает, напрочь отключает рассудок. Такие острые, холодные, жестокие… его глаза. Такие печальные.
Что-то изменилось. Что-то не так с его голосом, с его тембром. Что-то не так с тем, как он смотрит, как долго смотрит и будто не замечает, как его зовет Вероника, вообще на свою девушку никак не реагирует. Будто прожигать взглядом меня — главная задача на сегодня!
И эта кепка! Моя кепка! Какого фига ты её таскаешь?! Мне назло? Лишнее напоминание о том, кто главный, а кто подчиняется, да?
Ненавижу.
Боже… как же я тебя ненавижу, Яроцкий!
Так и знала, что не увижу на твоём лице и капли сожаления за то, что сделал! За то, что затащил меня в этот клуб! За то, что поставил свои чёртовы условия! И за то, что не сдержал слово!
Где моё видео, сволочь ты лживая?!
Хочу проорать ему это в лицо, но нет же… молчу, смотрю, не двигаюсь, тону в зелени его глаз, буквально задыхаюсь в ней.
— Эй, Лиза, — и даже голос Зои слышу не сразу. — Вставай, чего пол греешь?
Отличный вопрос!
И вот ещё один — чего он руку свою мне протягивает?! Пусть в задницу Оскару её засунет!
Поднимаюсь на ноги, отказываясь от этого лживого жеста милости. Вкладываю во взгляд всё отвращение, на какое способна: сперва смотрю на Макса, затем на скалящегося Оскара, затем снова на Макса.
Вот, ловите, это всё вам двоим!
— Макс? — упрямо зовёт Вероника и будто боится заговорить громче. А вся столовая только тем и занимается, что смотрит на нашу веселую компанию. Смотрят и будто дыхание все затаили. Неужели так интересно?
Яроцкий наконец опускает свою долбаную руку, сжимая кисть в кулак, но всё ещё не сводит с меня этого чёртового рентгеновского взгляда от которого матом послать его хочется и одновременно отвернуться от неловкости.