— Чего смотрим?! — рявкает Яроцкий, и столовая тут же наполняется шумом и звоном приборов, будто этот гад пульт взял в руку и снял их с паузы.
— Дарова, чувак. Ты где был? Я искал тебя! — Долговязый Оскар на пол головы ваше Яроцкого. А когда за плечи вот так обхватил и рванул на себя, за соседним столиком кто-то даже смеха не сдержал. Я бы тоже возможно хихикнула с того, как Макса занесло с подачи друга, но тут всем не до смеха стало, когда ладони Яроцкого с глухим звуком врезались в грудь Оскара, и того задним местом приземлило на наш стол.
— Эээ, ты чего?! Попутал совсем?!
— Макс, — голос Вероники напрягается всё больше, и я даже понимаю почему — уж очень свирепо лицо её парня выглядит, а челюсти напряжены так, что кажется, будто слышу, как они скрипят. — Макс, в чём дело? Что случилось?
Макс опускается на стул, на котором сидела Зоя и прежде чем уткнуться злобным взглядом в поднос с недоеденным обедом, не могу не заметить, как бросает такой же взгляд на меня.
— Что не так, пупсик? Максииимкааа? — Оскар ничуть не обиделся: уже сидит на моём месте и ковыряется вилкой в тарелке с макаронами. — Фу. Как вы это жрёте? А это что — подливка?
— Почему бы тебе не свалить отсюда? — Сейчас мне даже хочется пожать Веронике руку за её высокомерие и умение держаться, но Оскар лишь кривится в ответ:
— Да что с тобой не так, Верон? Чего бешеная такая? Не трахалась давно?
— Пошли отсюда, — Зоя уже подхватила наши с ней рюкзаки и тащит меня к выходу из столовой, когда Оскар вдруг подрывается с места, выхватывает у неё из рук мой рюкзак и вылупляется на меня с видом «свеженького» психопата только-только сбежавшего из клиники.
— Твой, солнышко?
— Что тебе от неё надо, Оскар?! — звенит голос Вероники и на секунду мне даже кажется, что эта девчонка искренне за меня заступается, а не в собственных интересах. — Чего пристал?!
— А ты и не знаешь, — глумится Оскар, раскручивая мой рюкзак над полом. — Все мы в одной упряжке. Ииии-го-го!
— Отдай рюкзак! — шиплю вовсе не уверенно.
— Кто вообще этот дебил? — даже Зоя звучит решительнее. — Эй! Отдай рюкзак, гамадрил!
— Чёёё?!
— Зоя, молчи, — толкаю её локтем бок. Ещё не хватало, чтобы эти психи её следующей «птичкой» выбрали.
— Эт чё за фаршмак вообще? — Оскар стреляет глазами в Зою, сутулится и одновременно вытягивает шею, будто на пацанские разборки пришёл. — Что за тёлка стрёмная? — поворачивается к Веронике: — И как давно ты с фриканутыми тусуешься?
Зоя молчит. Вижу, как губу кусает и на этот раз будто бы сдулась. Ещё бы… это не вся грязь, которой её этот придурок облил. У этой сволочи язык без костей! Как вообще так девушку оскорблять можно? Я даже при желании повторить эту мерзость не смогу!
Даже у Вероники аргументов не находится. Но у неё и поважнее дела есть: например, Макс, с которого она тревожного взгляда не сводит, а тот её по-прежнему не замечает.
— Солнышко, сделай одолжение, отойти от этого пельменя. Сердце за тебя кровью обливается.
— Пошли, Лиза, — впервые вижу Зою такой подавленной. И такой красной до самых ушей. — Пусть отдаст тебе рюкзак и пошли.
— Симпатичный рюкзачок кстати! По чём брала?
— Макс, поговори со мной.
Но Макс не хочет говорить! Зато друга его отмороженного не заткнуть! Вновь вся столовая представлением наслаждается!
— Рюкзак отдай, — всю силу в голос вкладываю.
— Макс, скажи ему, пусть Багряновой сумку отдаст, — просит Вероника.
Яроцкий одаривает меня тяжёлым взглядом из-под бровей, затем Оскара и нехотя бросает:
— Пусть сами разбираются.
— Отдай мой рюкзак! — подаюсь вперёд, пытаюсь выхватить сумку, но Оскар делает разворот вокруг себя и ещё ржать, как конь не забывает.
— Отдай! — кричу.
— А пусть пельмешик попросит, — смеясь, Оскар кивает на Зою.
— Макс…
— Я сказал: пусть сами разбираются.
И это говорит тот, кто пять минут назад мне руку помощи протягивал?!
Да что с тобой не так, Яроцкий?! Тоже ПМС замучил?!
— Вот никогда я пельмени не любил!
— Лиза, не надо…
