— Но прежде, чем я решу, как мне поступить, ответь-ка на ещё один вопрос.
Четвёртая выжидающе молчала. Директор опустил подбородок на пальцы.
— Кто научил тебя открывать контрафактные двери?
Племянница зашуршала фантиком, сминая его, чтобы выбросить в корзину для бумаги. Сжала губы в прямую линию. Сначала показалось — нервничает, но Ян тут же с удивлением поправился: сдерживает смешок.
— Так ведь никто, дядя! — голос прозвучал весело. — Этому же нельзя научиться. Врождённое.
— Откуда такие сведения?
— Я читала, — спокойно призналась она. — В базе.
Ян скрипнул креслом, откинувшись на спину. Читала, значит… Он сморгнул недоумение с глаз, чтобы не выглядеть совсем уж попавшим впросак. Читала защищённое «зеленью». Прекрасная новость!
— Знаешь, чем дальше, тем интереснее, — доверительно произнёс он. — Теперь оказывается, что твой код вдруг решил сменить цвет. Как это произошло, хотелось бы мне понять?
— Я взяла ваш, дядя. Только зелёный, не золотой. Золотой вообще не трогала, да и не получилось бы…
— Но на зелёном был биометрический контроль.
— Он пустил меня, хоть и не сразу. Мы ведь родственники. Через тридцатипятипроцентную погрешность пустил. Я предполагала наличие чего-то такого. Вы сделали её для меня?
— А ещё там был пароль, — Ян не ответил. — Зелёный защищён паролем.
— Да. Я подобрала. Почти сразу, дядя. Просто… он очевиден.
Ян потёр ладонью рот и щёку, загоняя внутрь слово: «Назови».
Какой неприятностью всё обернулось.
— Замечательно, — горько сказал он. — Теперь используешь это в лучших традициях твое…
И снова зажал рот. Двери, что он брякнул. Четвёртая поняла недосказанное. Сникла — так непривычно, почти по-детски. Ян почувствовал стыд.
— Извини, рыжик.
Осеннее солнце прощупало занавески.
В далеком детстве эта девочка любила, когда Ян носил её на плечах. Он тогда был много моложе и сильнее, но ещё и много наивней — думал, обманувшись своим долготерпением и выдержкой, что никогда не причинит боль родным. О, у него были все поводы считать себя чуть ли не мучеником, и не сказать, что это не доставляло ему странноватого удовольствия. В молодости он вообще считался странным типом. И ему это тоже нравилось.
В её далеком детстве он носил племянницу на плечах, а она восторженно изображала впередсмотрящего на мачте и наездника, и, забывшись порой, колошматила его ногами и тянула за вожжи-уши, вскрикивала, гикала и улюлюкала, потому что то на горизонте возникал вражеский корабль (папа), то мелькал хвост лисы, на которую велась охота (мама). И корабль, и лисица радостно подыгрывали — ну, а Ян терпел. Терпеть, как уже говорилось, он умел почти виртуозно. Маячило во мгле минувших лет ещё что-то: сидящие в рваном ажуре теней высокий, как Рик, человек и ребёнок у него на коленях. Кто это, и почему они не играли вместе с ними?
Горький прилив вернулся. Солнце сквозь ветви, цветастые башмаки… И глаза — жёлто-зелёные, яблочные. Ян ошибся — не эта, другая. Четвёртая никогда, даже ребёнком, не позволяла ему обнять себя.
Он погладил её по руке. Она не отстранилась, но уже выправилась и потихоньку начала ощетиниваться. Рука дрогнула как раз тогда, когда Ян убрал свою, и собралась в сухой кулак.
— Я рассказала вам всё, как было. Себе в ущерб. Вы поняли это?
— Понял, — смиренно сказал он, уже не ощущая себя пострадавшим после того, как сам обидел её. — Но хочу понять ещё кое-что. Во-первых, зачем ты рассказала. Во-вторых, про пароль…
— Никому я его не разболтаю, дядя. А вы — лучше смените.
— Нет.
Она удивлённо взглянула на него своими жемчужными глазами. Он ждал, пока теперь поймёт она, но, если Четвёртая и поняла, то явно что-то не то, потому что Ян ощутил исходящую от нее волну тёплой жалости. И рассердился.
— Не надо. Здесь другие причины. Так зачем ты…
Пожалев, наверное, что выбросила обёртку от конфеты, племянница скомкала найденную на столе салфетку. Точно пыталась расправиться с недовольством и обидой, вернув себе прежнее спокойствие.
— Я вовсе не то показать хотела — что знаю про вас, хотя вы по праву сейчас так думаете. Я бы тоже думала, будь я на вашем месте. Я хотела показать, что я с вами, дядя. Может, так вы мне поверите. Будете доверять… Хотя трудно верить тому, в ком течёт кровь предателя, а не только родная,