впал в беспробудную кому. Тихую агонию, незаметную, но присутствующую. Что-то где-то сдвинулось, сломалось — во времена прежних ли, может, после их гибели… И он, наш создатель, не в силах ничего починить. Он сказал: запустились необратимые процессы. Ничего больше не возобновится, несмотря на старания конфедератов, никакой цивилизации не будет. На Луне, сказал он, слишком много трещин. Потому-то Очищение — не торжество. Поминальная тризна. Отказать в ней покойному — нарушение всяких устоев. Наш мир, как гнилое зерно, больше не способен прорасти. Его ждёт погребение. И я с этим согласен.
Человек во дворе дома Петра-охотника ждёт ровно столько, чтобы его увидели, и ни секундой больше, чтобы дальше крика дело не зашло. Старушка с пучком белых волос и отчеканенным на лице страданием смотрит на человека из окна. Смотрит на его ладони, испачканные кровью, на зажатый в правой руке тяжёлый деревянный брус, на флегматичную ухмылку и усталость хорошо поработавшего. И кричит опять.
Человек роняет брус на землю, разворачивается и уходит.
Шаги навстречу солнцу — что может быть эффектней для убийцы-женщины.
— Чушь собачья! — не соглашается Капитан. — Чушь собачья эти пустые громкие и красивые слова… Вы — здесь, вы живёте, вы дышите этим воздухом, ваше сердце бьётся, вы любите кого-то, вы к кому-то привязаны — и вдруг вас списывают в утиль… то есть выбрасывают, как то самое зерно, а вы и рады. Вам так не нравится жить? Я бы поверил, если бы вы сами это не опровергли. Вы и жизнь любите… сумасшедший…
— Может быть, чушь. Может быть, и сумасшедший… Зато слова мои — правда, и я это вижу столь же долго, сколько живу. Наш мир не вышел, не получился. Кривобокий хромоногий уродец, изъязвленный и слепой… Пусть покоится в небытии. Взамен родится новый.
— Вызывайте санитаров. Пациента пора паковать.
— Я честен перед вами, — возражает Костыль. Если слова ему и не понятны, интонацию он различил хорошо. — Это — лишь честность.
— И попытка судить с высоты как раз божественной, — говорит ему Четвёртая. — Вот вы, нас останавливающие — не слишком ли много вы берёте на себя самого, одного человека, решая судьбу всех вокруг вас?
Идущие ждут ответа. Старый пасечник улыбается.
— Тот же вопрос я задал бы вам, не будь вы прежними. Тот, кто сильнее… ему всё можно. В этом главная беда. Но открою вам, сильным, тайну: и червяк способен кусаться. Прямо сейчас он разевает челюсти. Не пораньтесь.
У дома Петра собираются деревенские. Их полусонное, нервозное перед ожидаемым торжеством недоумение сменяется ужасом. Затем — гулким, всё нарастающим гневом. Из небольшой кучки сборище превращается в толпу — быстрота распространения экстраординарных новостей неудивительна для места, которое много зим живёт однообразно и размеренно. В хоромах пророчицы все спят, спит и старейшина, а над дорогой, поблескивая, уже плывут вилы и топоры. Несущие их руки нарядны. Деревенские не позволят испортить себе так долго ожидаемый праздник.
Рыжеволосая женщина в ответ на двусмысленную аллегорию только пожимает плечами.
— Червяки нашего мира обычно дохнут, стоит наступить на них ногой.
— Но вы-то в другом. Я не хочу вашей гибели, прежние. Спрячьтесь и переждите.
— Переждать что?
— Капитан!
Курт врывается в комнату.
— Там толпа… люди, местные. Идут сюда. Злые. Что делать?
— Познакомимся и поговорим.
— Не уверен, что они хотят разговаривать. У них оружие и вид линчевателей. Решили вздёрнуть служителей культа? Если это связано с Очищением, то я их всецело поддерживаю. И того, кто прочистил им наконец мозги…
— Связано с другим, — пасечник осторожно опускает голову мальчика на пол, подкладывая под неё свою свёрнутую куртку, и поднимается на ноги. — Они идут, чтобы убить армейцев.
— Нас, что ли? За что?
— За то, что вы, конечно же, не совершали, но доказать это вы им не сможете. Какой-то силе очень хочется вашей смерти.
— Вчерашнему богу? — иронично спрашивает Четвёртая.
— Нет, не ему. Я же сказал, он с вами одной крови…
— Откуда они знают, что мы здесь? — Курт смотрит на пасечника с подозрением.
— Чужая сила позаботилась об этом. Я без понятия, как, да это и не важно. Бегите, прячьтесь — в поле, в лес…
Капитан выразительно передёргивает затвор своей винтовки.
