— Спасибо! — сказал мальчик.
Он послушно приступил к еде. Ел он медленно и вяло — по его виду легко было понять, что он одержим какой-то одной мыслью, которая его гложет и не дает покоя. Видимо, он рад был неожиданному ужину — так разговор, который он боялся или стеснялся завести, на какое-то время откладывался. Интересно, о чем пойдет речь?
Мясник смел свою порцию, дождался, когда мальчик домучил половину угощения, и спросил:
— Ну, о чем ты хотел поговорить?
Под пристальным взглядом холодных глаз мясника мальчик вжал голову в плечи. Иммануил понял это, встал к гостю спиной и принялся мыть свою тарелку.
— Ну? — бросил он через плечо.
Маневр мясника помог. Мальчик набрал полную грудь воздуха, а потом выпалил:
— Мне папа рассказывал о вас.
— Это мне очень льстит, — сказал мясник. — Но люди часто что-то говорят друг о друге. Это нормально. Что конкретно он тебе говорил?
— Про вашего папу, — тихо сказал мальчик. Из-за шума воды звуки не сразу сложились в голове мясника в понятную фразу, но когда сложились, Иммануил очень удивился. «И что? — подумал он. — Этот маленький говнюк собрался меня шантажировать, что ли?»
— Так. И? — проговорил он раздраженным тоном, выключил воду и повернулся к гостю.
Мальчик крепился и — молодцом! — сумел выдержать его взгляд. Не всякий взрослый с этим справлялся.
Антон сказал, сдерживая дрожь в голосе.
— Я знаю, что вы не боитесь убивать. Я видел, там, у Иггдрасиля… Учитель Станислав… Вы — единственный, кто может мне помочь. Я знаю, где родители хранят всякие дорогие вещи. Там драгоценности, золото. Я заплачу.
— То есть ты хочешь, чтобы я кого-то убил.
Мальчик отвел взгляд и кивнул.
Мясник растянул тонкие губы в лягушачьей улыбке:
— Кого же?
Что такое уважение как не желание уподобиться? Человек уважает в другом те черты, которые хотел бы иметь сам. Никто не хочет быть старым, но все хотят быть мудрыми. Старики узурпировали мудрость, но вы им не верьте — часто за рыбьими глазами и сеткой морщин нет ничего. Мудрость — это разбитый лоб. Его разбили грабли, на которые человек наступал снова и снова. Если закрыть окна и двери и просидеть в своем доме всю жизнь, мудрости неоткуда будет взяться. Мудрость — это сила. А мы уважаем силу. Даже если человек откровенно туп, но силен, мы будем его уважать. Потому что всем хочется быть сильными и никому не хочется иметь неприятности. Уважение — это страх. Страх не стать тем, кого уважаешь. Уважаем ли мы человека за то, что он красивый? Нет, мы его вожделеем. А это чувство далекое от уважения, потому что страсть — это желание испортить, осквернить объект обожания. Гримаса страсти изуродует красивое лицо, пот увлажнит красивое тело и перебьет его приятный запах, животная жидкость прольется и осквернит его. Это далеко от уважения. Но уважение бывает истинное и ложное. Сейчас мы говорили об уважении истинном — о желании уподобиться. Ложное уважение навязано обществом. Человек должен уважать, к примеру, беременных женщин. Но некоторые беременные женщины так хороши, что их хочется осквернить. Редкий мужчина хочет уподобиться беременной женщине. Люди должны испытывать уважение к блаженным, слабоумным, увечным, но на самом деле никто к ним не испытывает никакого уважения. В лучшем случае человек испытает сочувствие, в худшем — брезгливость. Самый гадкий вид лицемерия — это тщеславное благодеяние. Представьте себе, как дама средних лет с пышными формами подходит к безногому, потрясая этими самыми формами, и бросает в его шапку, наполненную звенящей пустотой, несколько монеток. Она поделилась этими грошами, чтобы (1) показать себя, привлечь внимание к своей и без того заметной персоне; (2) продемонстрировать, что у нее есть деньги; (3) унизить окружающих, доказать, что она лучше остальных. Есть ли в этом что-то для увечного? Очень мало. Собственно, те монетки и все. Пойдет ли это в зачет, когда нужно будет предстать перед последним судом? Иса говорит, что не пойдет. Он вообще суровый малый, так что глупо было ожидать другого ответа. Уважение — сложная штука. Чтобы уважать кого-то, нужно самому стремиться стать лучше, а люди обычно делают все, чтобы стать еще чуточку хуже.
* * * — Данила, скажи ты издеваешься надо мной? Скажи мне!
Рыбак еще никогда не видел городового в таком состоянии. Его лицо побелело, синяки под глазами стали черными. Он весь дрожал, отчаянно жестикулировал и прыгал на месте от злости. Это могло бы показаться забавным, если посмотреть на ситуацию со стороны, но Данила участвовал в ней, и
