К середине августа наметилось очень интересное, особенно — для нас, движение: 14 августа был занят Alencon, [1192] 17 августа — Dreux,[1193] Chartres, Orleans. Мы взяли карту Франции в руки и стали рассчитывать, когда дойдет наша очередь. Выходило, что не позже чем к 22 августа немцы будут для нас неприятным воспоминанием, если только мы как-нибудь не попадем под удар в переходный момент. Ночные гулы усилились.
Числа 18-го произошла последняя немецкая полицейская операция в коммуне. В соседней деревушке проживало спасшееся из Парижа семейство. У них была веломашина, то есть движимое силой ног подобие автомобиля, и в этом экипаже они очень много разъезжали. Ночью появилось гестапо, кем-то осведомленное, что в деревне есть чужие, и нагрянуло в дом к этому семейству.
Проверка документов — в порядке, обыск — несколько бутылок с ликерами. Тогда офицеры-гестаписты пригласили владельцев ликеров распить их в своем обществе. Пили, болтали, впали в сентиментальность: «Вот вы, французы, будете нас вспоминать скверно, а ведь согласитесь, что мы — ничего себе ребята. Мы знаем вашу культуру и любим ее. А вы любите Бетховена и Вагнера. Ведь любите же? Ах, как бы мы могли поладить!» Проболтав таким образом до трех часов ночи, гости встали и уехали в Melun, забыв, что есть еще много не обысканных домов. Был ли среди гостей Korff, главный палач департамента Seine et Marne?[1194]
На следующий день, возвращаясь с Cailloux, мы увидели немцев — последних, каких нам суждено было увидеть: какой-то военный госпиталь драпал по дороге на нескольких автомобилях и камионах. В этот же день на мостах немцы опять продавали владельцам только что реквизированные у них велосипеды; цена была равномерная: 10 000 франков.
К ночи разразилась гроза, и с ней сливались звуки артиллерийской перестрелки где-то очень недалеко. Сообразив по карте и звукам, мы решили, что американцы переправляются около Souppes через Loing. Зрелище, поскольку оно развертывалось в воздухе, было прекрасно видно: массы атакующей авиации, разрывы, осветительные ракеты, и все это вперемешку с громом и молнией. Бой, к нашему удивлению, продолжался часов до четырех ночи. Удивление проистекало оттого, что ничего особенного, по нашим сведениям, в Souppes не было. Мы забыли, что правый берег Loing выше левого и что в нем очень много пещер, которые немцы успели укрепить и использовать.
Утром прибежал Люсьен и стал торопить нас: «Идите скорее, американцы уже тут. По дороге теперь катятся их камионы, артиллерия и танки. Посмотрите, какое у них снаряжение! Они уже побывали в мэрии, и постоянно кто-нибудь из них забегает к нам. Кажется, на некоторое время часть остается тут на отдых».[1195]
Мы побежали на перекресток и увидели, что там, действительно, стоял американский регулировщик движения, и от Немура катились бесчисленные камионы, автомобили и танки. Тут же стояли толпы любопытных и большое количество американских солдат. Регулировщик держал в руках ребенка, сына Люсьена и Мадлен, и регулировал им движение. «В Америке у меня — такой же», — говорил он любопытным.
Дети и подростки, расположившись перед въездом в деревню, кричали солдатам: «Шоколада, конфет», и очень многие бросали им. Я думал, что американское командование распределило между солдатами продукты для раздачи населению, как имело место при вступлении немцев во Францию, но это оказалось неверно: солдаты раздавали свои порции. Мы прошли в мэрию, где в кабинете у мэра нашли американских офицеров, которые пришли предложить товарообмен: американское консервированное питание в обмен на настоящее мясо, настоящие яйца, настоящее молоко, настоящую зелень, а также — и за деньги. Любопытства ради, мы тоже приобрели коробку с дневным питанием на пять человек. Все оказалось съедобным, кроме отвратительной жвачки.
Мы объяснили Люсьену положение солдат, которые раздают по пути свое питание, и указали на недопустимость и унизительность этого попрошайничества. Он был вполне согласен и вместе с мэром прошел по дороге, чтобы разогнать попрошаек, но ничего поделать было невозможно: они перенесли свои операции подальше от деревни — вот и все. Тут же у перекрестка бельгийская баронесса, как ни в чем не бывало, разгуливала с американскими офицерами, а раскрашенная M-me Flach («Flaque») водила за собой буквально очередь американских солдат. Собачья свадьба!
За мостом через Lunain, несколько ниже Cailloux, устраивался американский лагерь: палатки, брезентовые дистилляторы для воды, кипятильники, и речонка была переполнена купающимися солдатами. Другой лагерь устраивался ближе к Немуру — в местности, называемой «Tir», на ряде лесных просек. Лагерь был переполнен гуляющей публикой.
Откуда-то издалека, со стороны Montereau,[1196] доносился гул орудий. На дорогах, на канале у Loing, всюду находилось брошенное немцами имущество, и из разных деревень власти организовывали захватные экспедиции. Для Nonville эта операция прошла очень удачно, и во избежание «недоразумений» товар был немедленно распределен среди населения. И мы получили на свою долю шесть кило сахара, два кило масла и два кило сыра. Я забыл в своем месте упомянуть об этих нерегулярных операциях: однажды, еще при немцах, придя в мэрию, я нашел на столе в кабинете мэра двух незаконно зарезанных баранов, которых опытный Chaussy и неопытный Люсьен делили на порции; нам также досталась некоторая доля.
Через американцев мы вовремя узнали о восстании в Париже и его освобождении. Для нас встал вопрос, что делать дальше. Хотелось, естественно, вернуться к себе, во всяком случае — снестись с Парижем по почте, узнать, что сталось с нашими друзьями и нашим имуществом. Но для этого не было никакой возможности и стало ясно, что она откроется еще не скоро: Nonville не находился ни на железной дороге, ни на одной из автобусных и автокарных линий.
