каким-то своим делам. И, воспользовавшись случаем, Володя решил допросить задержанного сам.
Лицо Геки было разбито, в темных густых волосах запеклась кровь. Володя вспомнил, как жестоко бил задержанного бандита капитан жандармов. Тогда вмешался Полипин. Володя же словно оцепенел, растерялся, столкнувшись со страшной людской жестокостью. Так происходило всегда – он не привык к жестокости людей.
Тот же, кто сидел перед ним, привык. Покорность судьбе читалась не только в его глазах, это было видно по его позе, по поведению. То, что его бьют, арестанту казалось ненормальным. Куда больше его удивило распоряжение Володи расковать ему руки, которое он дал конвоиру. Когда железные наручники сняли с затекших рук, в темных глазах задержанного мелькнуло что-то вроде удивления. Не понимая, как себя вести, он тихонько опустился на стул и принялся растирать багровые, вспухшие полосы, оставленные наручниками на запястьях. Володя понял, что наручники не снимали с него уже несколько дней – с самого момента задержания.
– Почему тебя назвали Гекой? – спросил Володя. – Это ведь не имя.
– Для меня – имя. Другого у меня никогда не было, – и, поймав взгляд Володи, пояснил: – Я вырос в приюте. Я не знаю, какое мое настоящее имя.
В документах, найденных в квартире бандита на Госпитальной, выданных воспитаннику сиротского приюта, значилось Гекатов Иван Александрович. Оттуда, по-видимому, и пошла кличка Гека. Но Володя прекрасно понимал, что фамилия – вымышленная, ее просто придумали в приюте. Перед ним сидел человек без прошлого и без будущего – конечно, так можно было подумать.
Но Володя вдруг понял, что это не так. У него было прошлое – свое личное прошлое, свое настоящее и даже мечты о будущем. Там, за темными зрачками глаз, хранился свой собственный мир. Володя ощутил это так остро, что на какое-то мгновение даже испугался выпавшей ему жуткой доли – разрушить весь этот мир, все мечты этого человека, просто так, подписав бумажку одним росчерком пера.
– Я знаю, что ты вырос в приюте, – сказал Володя, чтобы хоть что-то сказать, – там тебя воспитали бандитом?
– Там меня вообще не воспитывали, – усмехнулся Гека, – в приюте главным было выжить, не помереть от голода и побоев. А бандитом меня сделала жизнь.
– Сколько ты получил за убийство Когана?
– Я его не убивал.
– Но был же налет на дом Когана на Софиевской! Ты там был.
– Да, был. Но мы пришли за деньгами, а не за смертью. Я его не убивал, – повторил Гека.
– Там ты познакомился с женой Когана? Она заплатила тебе за смерть мужа?
– Я ни с кем не знакомился. Я ее даже не видел. Когда Корень пальнул в люстру, какая-то баба хлопнулась в обморок. Я на нее даже не смотрел.
– Ты был недоволен, что Корень не снял золотой браслет. Ты забрал его у трупа?
– Не брал я никаких браслетов! А недоволен – кто вам за такое сказал? Был налет, мы пришли грабить, а тут Корень принялся играть в благородство. Конечно, я рассердился.
– Значит, в налете ты признаешься, – утвердительно произнес Володя.
– Вы знаете это и так, без меня.
– А в убийстве Когана?
– Я никого не убивал.
– Где ты познакомился с мальтийцем?
– В жизни в глаза его не видел!
– А с купцом Сарзаки?
– То же самое.
– Но ведь с банкиром Татарским ты был знаком?
– Если можно назвать это знакомством.
– В каком смысле? – Володя поднял глаза от документов.
– Я его ограбил.
– Кто работал вместе с тобой?
– Какая-то девчонка с Дерибасовской, имени не помню. Я еще дал ей 10 рублей.
– Ты всегда работал с одной девушкой?
– Нет. Каждый раз были разные. Постоянной никогда не было.
– А я слышал другое.
– Это такая же брехня, как и за то, что я Людоед.
