2
Стан не обманул, когда предупреждал, что Баба Яга — дряхлая старуха.
Ничего таинственного или сказочного в ее облике не было. Лицо старое, морщинистое. Острый нос. Маленькие хитрые недобрые глаза. Узкая щелка беззубого рта.
Что-то в этой старухе показалось Антошину странным, и он быстро понял, что именно: на изъеденном морщинами лице не было ни родинок, ни старческих пятен.
Полковник вспомнил: кто-то говорил ему, что у духов нет родинок. Боровой вроде. Или не Боровой. Да не важно.
Так она что — дух, что ли? Что-то совсем не похоже. Совершенно реальная старуха, вполне себе земная.
«Наверное, я просто схожу здесь с ума ото всей этой, может, по-своему и логичной, но такой малопонятной жизни», — с каким-то даже облегчением решил полковник.
— Это точно дарительница, — прошептал Малко. — Сразу видно.
Вообще-то пожилые люди туговаты на ухо. Но эта бабка-ведьма слышала хорошо.
— Дарительница, дарительница, не волнуйтесь, — беззубо улыбнулась она. — Небось сестер моих испугались? Так они в другом месте живут. А куриножку я сторожу. Так уж повелось. Три дороги от дома ведут. Одна из них — к молодильным яблокам. Их, что ли, ищете?
Антошин не успел ответить. В избу влетел любопытный Вук и мягко спланировал полковнику на плечо.
Старуха испуганно вскочила, замахала руками на ворона, закричала:
— Кыш! Кыш!
Антошин заметил: одна нога у Яги то ли деревянная, то ли костяная, отчего старуха довольно сильно хромает.
— Кыш! — не унималась бабка. — Пошел вон! Вон пошел, я тебе сказала!
Вук спокойно сел на самую верхнюю полку и отвернулся, всем своим видом показывая, что этот грубый окрик не может иметь к нему никакого отношения.
Тогда старуха обратилась к Антошину, рассудив, видимо, что в этой паре кто старше, тот и главней:
— Пусть улетит отсюдова, иначе не стану я с вами разговаривать. Человеческая душа в птичьем обличии… Не люблю я этого. Пусть улетит.
Антошин хлопнул в ладоши. Вук повернулся к нему. Полковник ничего говорить не стал, просто посмотрел выразительно.
Вук покружил еще по избе и вылетел в дверь.
Старуха улыбнулась:
— Так-то оно лучше.
После чего забрала у Малко и Антошина мешки, сказав при этом:
— Что с подарками пришли — спасибо. Это правильно.
Полковник хотел было возмутиться столь откровенному грабежу, но Малко показал ему глазами: мол, успокойся.
И Антошин в очередной раз подчинился мальчишке.
Старуха начала рыться в мешке и, найдя что-нибудь особенно ей нужное или приятное, довольно кряхтела.
Вынув одолень-траву, протянула Антошину со словами:
— Вам нужней.
Потом подошла к печке, достала оттуда чугунок.
— Пообедаем? За едой и сговориться легче.
Антошин никогда не возражал против того, чтобы перекусить. В случае необходимости он мог не есть целыми днями, но когда ему предлагали еду, не отказывался. Тем более привык уже, что здесь, куда ни войди, всюду кормят.
Полковник кивнул согласно.
Малко тоже поклонился благодарно, но произнес:
— Благодарствуем, бабушка! Сытые мы.
Старуха подошла к Малко, погладила его по голове:
— Вот умный мальчик какой! Молоденький, а умный. Знает, что у Бабы Яги обедать не след. — Она потрогала оберег, висящий на шее Малко. — И оберег какой хороший сделал. И заклинание прочел правильное. — Она улыбнулась улыбкой, которую, наверное, сама считала доброй. — Так и быть, не буду я вам испытания устраивать. Хватить с вас испытаний. Тем более что вы их ждете. А в испытании что главное? Неожиданность! — Она хихикнула противным старческим смехом. — Только на один вопрос ответьте: почто вам молодильные яблоки сдались? Не ради испытания спрашиваю, а просто так интересуюсь. Любопытствую.
